Прыгая вдоль дверного порога, сорока тщетно пыталась подцепить клювом украденную ложку. Заметив, что на нее смотрят, воровка наклонила голову и уставилась на ведьм своим похожим на бусинку глазом. И едва-едва успела увернуться от нянюшкиной шляпы, метко брошенной на манер «летающей тарелки».
— Эти воровки тащат все, что блестит...

Граф де Сорокула смотрел в окно на предваряющее рассвет небесное зарево.
— Вот видите, — сказал он, поворачиваясь к семье. — Наступает утро, а мы живы-живехоньки.
— Ты специально выбрал хмурое утро, — ехидно заметила Лакримоза. — Его едва ли можно назвать солнечным.
— Всему свое время, дорогая, всему свое время, — весело откликнулся граф. — Я просто хотел, чтобы вы меня поняли. Сегодня утро хмурое, согласен. Но для начала вполне сгодится. Мы можем акклиматизироваться. А потом в один прекрасный день... солнечный пляж...
— Ты действительно очень умен, дорогой, — сказала графиня.
— Благодарю, любовь моя, — кивнул граф, говоря тем самым, что абсолютно с ней согласен. — Влад, как там поживает пробка?
— Отец, а это действительно удачная мысль? — спросил Влад, пытаясь штопором вытащить пробку из бутылки. — Мне казалось, мы не пьем... вино.
— Думаю, пора начать.
— Фу, — фыркнула Лакримоза. — Даже не притронусь к этой гадости. Ее выдавили из овощей\i0 
— Вернее, из фруктов или из ягод, — спокойно поправил ее граф. Он взял бутылку из рук сына и ловко вытащил пробку. — По-моему, отличное красное вино. Дорогая, выпьешь глоточек?
Жена неуверенно улыбнулась, показывая, что поддерживает мужа, хоть и идет против собственной воли.
— А может, его следует... э... подогреть?
— Рекомендуется комнатная температура.
— Отвратительно!  — воскликнула Лакримоза. — Не понимаю, как вы можете это выносить!
— Лакки, попробуй. Ну, ради папы, — сказала графиня. — Быстрее, пока оно не свернулось.
— Вино, моя дорогая, всегда остается жидким.
— Правда? Как удобно.
— Влад? — Граф, наполняя бокал, повернулся к сыну, который следил за его действиями с явным испугом.
— А ты представь, что это кровь винограда. Возможно, так будет проще, — предложил отец, и Влад взял у него бокал. — Лакки?
Дочь решительно скрестила руки на груди.
— Ха!
— Мне казалось, тебе нравятся подобные вещи, — заметила графиня. — Ведь именно этим увлекаются твои подружки.
— Не понимаю, о чем ты говоришь!
— Гуляют аж до полудня, носят яркие одежды, дают друг другу странные имена, — объяснила графиня.
— Например, Гертруда, — с издевкой произнес Влад. — Или Пэм. И считают, что это круто.
Лакримоза резко повернулась и попыталась вцепиться ему в лицо ногтями. Он схватил ее за запястья и усмехнулся.
— Это не твое дело!
— Леди Стригуль говорит, что ее дочь теперь предпочитает, чтобы ее называли Венди, — пожаловалась графиня. — И что это на нее нашло? Иероглифика — такое красивое  имя для девушки. И на месте ее матери я бы настояла, чтобы она хоть чуточку подводила глаза...
— Согласна, — не сдавалась Лакримоза. — Но никто из них не пьет вино. Только настоящие извращенцы, которые специально стачивают зубы, пьют вино.
— А Маладора Крвойяк пьет, — возразил Влад. — Или как ее там нынче? Фреда?
— Нет, не пьет!
— Да ну? Она носит на шее серебряный штопор на цепочке — иногда даже с пробкой!
— Это просто модный аксессуар! Да, она хвастается, будто бы без ума от портвейна, но на самом деле наливает в бокал кровь. Однажды Генри принес на вечеринку бутылку вина, так она от одного запаха брякнулась в обморок!
— Генри? — переспросила графиня. Лакримоза потупила взор.
— Мрачн Гиераки, — едва слышно произнесла она.
— Это тот, что коротко стрижет волосы и притворяется, будто работает бухгалтером? — уточнил Влад.
— Надеюсь, кто-нибудь сообщит об этом его отцу, — сказала графиня.
— Замолчите же!  — воскликнул граф. — Все это не более чем культурная адаптация, понимаете? Прошу вас! Я столько трудился ради этого! Нам не нужен весь день целиком, а только его часть! Неужели я прошу слишком многого? А вино — это просто вино. В нем нет ничего таинственного. Итак, возьмите бокалы. Лакки, ты тоже. Пожалуйста. Ну, за папочку?
— Когда ты расскажешь об этом «Кириллу» и «Тиму», они просто обалдеют, — шепнул Влад Лакримозе.
— Заткнись! — прошипела она. — Пап, я боюсь, мне будет плохо!
— Твое тело приспособится, — успокоил ее отец. — Я его уже пробовал. Немного водянистое, на мой вкус. Слишком кислое, но вполне съедобное. Пожалуйста.
— Ну, хорошо...
— Отлично, — кивнул граф. — Итак, поднимите бокалы...
— Приветствуем тебя, новая кровь! — возвестил В лад.
— Карпе дием, — сказал граф.
— За горло, — добавила графиня.
— Мне просто не поверят, — пробормотала Лакримоза.
Все дружно пригубили вино.
— Ну? — осведомился граф Сорокула. — Не так уж и плохо, верно?
— Немного холодное, — заметил Влад.
— Я закажу подогреватель вина, — пообещал граф. — Я не какой-нибудь безрассудный вампир. Дети, надеюсь, еще какой-нибудь год, и все мы справимся со своей фенофобией и сможем позволить себе легкий салат...
Лакримоза театрально повернулась к родителям спиной и сделала вид, что ее тошнит в вазу.
— И тогда, Лакки, ты обретешь свободу. Одиноким дням наступит конец! И не только им одним, но и...
Влад был готов к чему-то подобному, поэтому он даже глазом не моргнул, когда отец резким движением выхватил из кармана какую-то карточку и вскинул ее высоко в воздух.
— Двойная змея, — спокойно сообщил он. — Символ джелибейбийского культа воды.
— Вот видишь?! — взволнованно воскликнул граф. — Ты даже не вздрогнул! И богофобию можно победить! Я всегда это говорил! Да, временами наш путь тяжел, но...
— Терпеть не могу,  когда ты выпрыгиваешь из-за угла и обливаешь нас святой водой, — прошипела Лакримоза. — Хорошо, хоть последнее время ты немного подуспокоился.
— Ну, не такой уж и святой, — возразил отец. — Сильно разбавленной. В худшем случае лишь слегка благочестивой. Но благодаря ей ты стала сильной, а?
— Ага. Сначала все время простужалась, а потом ничего, закалилась.
Граф резко выдернул руку из кармана. Лакримоза лишь устало вздохнула.
— Всевидящий Лик Ионитов, — сказала она. Граф едва не заплясал от радости.
— Видишь? Получилось! Ты даже не поморщилась! А это один из самых сильных религиозных символов. Ну, разве я зря старался?
— Надеюсь, это стоило тех мук, которые мы перенесли, когда ты заставлял нас спать на набитых чесноком подушках.
Отец схватил ее за плечи и повернул лицом к окну.
— Неужели тебе не достаточно знать, что весь мир — это наша устрица?
Она в недоумении наморщила лоб.
— А зачем мне превращать весь мир в какую-то скользкую морскую тварь?
— Потому что их едят живыми, — ответил граф. — К сожалению, вряд ли где-либо существует ломтик лимона длиной пятьсот миль, но сама метафора мне нравится.
Лакримоза повеселела и даже улыбнулась.
— Ну-у...
— Отлично. Мне нравится, когда моя дочурка улыбается, — одобрил граф. — Итак... кого мы предпочитаем на завтрак?
— Ребенка.
— О нет, я так не думаю. — Граф дернул шнурок колокольчика рядом с камином. — Это не дипломатично. Пока  мы не можем себе это позволить.
— Эта, с позволения сказать, королева выглядит почти бескровной. Жаль, Влад отпустил ту толстушку, — сказала Лакримоза.
— Не начинай, — предупредил Влад. — Агнесса... очень интересная девушка. Я чувствую, в ней много чего скрыто.
— О да, — кивнула Лакримоза. — В таких размерах можно столько всего скрыть... Решил приберечь на крайний случай?
— Перестаньте, — вмешался в их спор граф. — К вашему сведению, ваша любимая мамочка, когда мы познакомились, не была вампиром и...
— Ты рассказывал об этом миллион раз, — перебила его Лакримоза, закатывая глаза с раздражительностью человека, который проходил в подростках целых восемьдесят лет. — Балкон, вечернее платье, ты в плаще, а она как заорет...
— Тогда многое было проще, — признал граф. — И гораздо глупее. — Он вздохнул. — А куда запропастился Игорь?
— Гм... Кстати, дорогой, я собиралась поговорить с тобой о нем, — сказала графиня. — По-моему, от него нужно избавиться.
— Правильно! — воскликнула Лакримоза. — Над ним смеются все мои подружки!
— А лично меня крайне  раздражает это его сверхготическое отношение к жизни, — добавила графиня. — А уж этот его дурацкий  акцент... И знаете, за каким занятием я застала его в старых подземельях на прошлой неделе?
— Не могу даже представить, — сказал граф.
— У него была коробка с пауками и кнут! Он заставлял  их плести паутину по углам!
— А я-то ломал голову, откуда у нас повсюду паутина!
— Я согласен с мамой, отец, — вступил Влад. — Игоря можно было терпеть в Убервальде, но мы теперь в приличном обществе, и едва ли тебе захочется, чтобы такой тип открывал твоим гостям двери.
— И от него так воняет, — пожаловалась графиня.
— Вот уже много веков он был неотъемлемой частью нашей семьи, — сказал граф. — Но вынужден признать, последнее время он совсем распоясался. — Он еще раз дернул шнурок колокольчика.
— Йа, мафтер? — донесся из-за его спины голос Игоря.
Граф резко развернулся.
— Сколько раз я велел тебе никогда так не делать!
— Как не делайт, мафтер?
— Никогда не подкрадываться ко мне сзади!
— Я иначе не умейт, мафтер.
— Позови короля Веренса. Мы слегка перекусим вместе.
— Флушайт, мафтер.
Они проводили взглядами отчаянно хромавшего слугу. Граф покачал головой.
— Добровольно он не уйдет, — сказал Влад. — И намеков он не понимает.
— Это так старомодно, иметь слугу по имени Игорь, — промолвила графиня. — Терпеть его не могу.
— Послушайте, но это ведь так просто, — вмешалась Лакримоза. — Надо спустить его в подвал, запереть в «железной деве», затем на пару деньков растянуть на дыбе над огнем, а потом нарезать тонкими ломтиками, начиная с ног, чтобы он все видел. Он наверняка это оценит.
— Да, думаю, это единственный выход, — с печалью в голосе произнес граф.
— Помню, как-то раз ты попросил меня избавить кошку от мучений, — сказала Лакримоза.
— На самом деле я имел в виду, чтобы ты прекратила ее мучить, — сказал граф. — Но... все вы правы... Ему придется уйти...
Наконец Игорь привел короля Веренса, который замер на пороге с нерешительным видом. Впрочем, так вели себя все люди, оказавшиеся в присутствии графа.
— А, ваше величество, — сказал граф, подходя к королю. — Не желаете ли разделить с нами скромную трапезу?

Из зарослей вылетела пара кентавров и легким галопом умчалась прочь по тропинке. Овес, побледнев, обнял дерево.
— Когда я шел к матушке Ветровоск, то постоянно натыкался на них! Кентавры у вас — обычное дело?
— Никогда раньше их не видела, — призналась Агнесса. — Наверное, пришли из Убервальда.
— А эти мелкие кошмарные синие гоблины? Один из них показал мне крайне  непристойный жест!
— О них я вообще ничего не знаю.
— А вампиры? То есть я знал, что здесь, в Овцепиках, все иначе,  но...
— Вампиры?! — закричала Агнесса. — Ты видел вампиров? Вчера вечером?
— Ну... да...  Я подробно изучал их в семинарии, но и представить себе не мог, что увижу их здесь. Они преспокойно рассказывали о том, как пьют кровь, ну и всякое такое прочее. Честно говоря, я поражен, что король допустил...
— И они... никак на тебя не влияли?
— У меня ужасно разболелась голова. Это считается? Я думал, это все от креветок...
Жуткий вопль разнесся по лесу. В этом вопле слилось множество самых разных звуков, но в общем и целом он звучал так, словно индюка засунули в огромную оловянную трубу и принялись там душить.
— А это еще что такое?!  — заорал Овес. Агнесса озадаченно огляделась. Она выросла в ланкрских лесах. Да, конечно, иногда тут можно встретить самых странных существ, но почти все они, как правило, были не опаснее людей. А сейчас в лесах словно бы что-то сгустилось. Даже деревья выглядели подозрительно.
— Пойдем-ка лучше в Дурной Зад, — сказала она, потянув Овса за руку.
— Куда?
Агнесса вздохнула.
— Так называется ближайшая деревня.
— Дурной Зад?
— Послушай, когда-то у нас жил осел. Совсем тупой был и упрямый, — терпеливо принялась объяснять Агнесса. Впрочем, ланкрцы постоянно разъясняли приезжим, откуда взялось это название, и уже даже привыкли. — Так вот, однажды он встал посреди брода — и ни туда ни сюда. Несколько дней там торчал, как только его ни обзывали... Оттуда и пошло. Дурной Зад. Понимаешь? Конечно, «Непослушный Осел» было бы более... приемлемым  названием, но...
Жуткий вопль еще раз прокатился по лесу. Агнесса разом припомнила все детские сказки, в которых повествовалось о том, что за твари обитают в горах, и, схватив Овса за рукав, решительно двинулась вперед. Священнослужитель тащился за ней, как разболтанная тачка.
Вдруг источник звука оказался прямо перед ними, а потом на повороте из кустов появилась голова.
Есть такая птица, страус называется. Агнесса даже видела его изображения.
Так вот... если за основу взять картинку страуса, но представить голову и шею ядовито-желтого цвета с огромным кольцом из красных и лиловых перьев, а также гигантские круглые глазищи, зрачки которых пьяно вращаются при малейшем движении головы...
— Это какая-то местная порода кур? — пробулькал Овес.
— Сомневаюсь, — сказала Агнесса.
Одно из перьев весьма напоминало обрывок юбки в крупную клетку.
Крик снова зазвучал, но резко прекратился, когда Агнесса сделала шаг вперед, схватила существо за шею и резко дернула.
Из зарослей вывалилась схваченная за руку человеческая фигура.
— Ходжесааргх?
В ответ раздался утвердительный кряк.
— И вытащи изо рта эту штуковину, — приказала Агнесса. — Я по-утиному не понимаю.
Он выплюнул манок.
— Прошу прощения, госпожа Нитт.
— Ходжесааргх, что ты... Нет, я понимаю, твой ответ может мне не понравиться, но почему ты прячешься в кустах с рукой, наряженной курочкой-рябой, да еще при этом кошмарно вопишь через трубочку?
— Я приманиваю феникса, госпожа.
— Феникса? Фениксов не существует, Ходжесааргх. Это миф.
— Но один такой миф появился в Ланкре, госпожа. Этот феникс совсем еще малыш. И сейчас я пытаюсь приманить его.
Она уставилась на разукрашенную во все цвета радуги перчатку. Да, конечно, в разведении кур есть такой метод. Чтобы показать этим глупым птицам, на что в действительности они похожи, ты надеваешь на руку специальную куклу. Но...
— Ходжесааргх?
— Да, госпожа?
— Я, конечно, не специалист, однако, согласно широко распространенной легенде, феникс физически  не способен увидеть своего родителя. На свете может существовать только один  феникс. Поэтому, рождаясь, он автоматически становится сиротой. Понимаешь?
— Гм... могу я кое-что добавить? — спросил Овес. — Должен заметить, госпожа Нитт права. Феникс строит гнездо, затем горит ярким пламенем, после чего из его пепла рождается новая птица. Я читал об этом. Так или иначе, это всего лишь аллегория.
Ходжесааргх еще раз посмотрел на лоскутного феникса и смущенно опустил глаза.
— Прошу меня простить, госпожа.
— Так ты понял, почему феникс никогда не может увидеть другого феникса? — уточнила Агнесса.
— Наверное, понял, госпожа, — пробормотал, не поднимая взгляда, Ходжесааргх.
Тут в голову Агнессы пришла еще одна мысль. Ходжесааргх постоянно лазал по лесу, а значит...
— Ходжесааргх?
— Да, госпожа?
— Ты в лесу с самого утра?
— Конечно, госпожа.
— А ты, случаем, не видел матушку Ветровоск?
— Видел, госпожа.
— Видел?
— Да, госпожа.
— Где?
— Выше в горах в лесу, ближе к границе, госпожа. На самом рассвете.
— А почему ты мне не сказал?
— Э... А вы хотели это знать, госпожа?
— О. Да, извини... А что ты там делал? Вместо объяснения Ходжесааргх пару раз дунул в манок для феникса.
Агнесса снова схватила священнослужителя за руку.
— Быстрее, надо выйти на дорогу и найти нянюшку...
Ходжесааргх остался со своей куклой, манком, котомкой и в весьма неловком положении. Ему с детства прививали уважение к ведьмам, а госпожа Нитт была ведьмой. Мужчина с ней не был  ведьмой, но по манере поведения Ходжесааргх мысленно отнес его к категории людей, которых считал по отношению к себе «высокопоставленными» (на самом деле эта категория была весьма многочисленной). Ходжесааргх не собирался спорить с высокопоставленными людьми. Он был феодальной системой в самом себе.
С другой стороны, думал Ходжесааргх, собирая вещи, чтобы продолжить путь, книги, в которых рассказывается про то, как устроен мир, большей частью написаны людьми, которые разбираются скорее в книгах, но не в мире. Всю эту ерунду о восстающих из пепла птицах явно выдумал человек, который ничего не смыслит в птицах. А насчет того, что может существовать только один феникс... так это явно писал тот, кому следовало бы почаще бывать на свежем воздухе и встречаться с дамами. Птицы появляются из яиц. О, этот феникс наверняка принадлежит к существам, которые некогда научились использовать магию, сделали ее частью своего существования, но магия — коварная наука, и любое существо использует ее ровно в той степени, в которой это необходимо. Птицы откладывают яйца. А яйцам нужно что? Тепло!
Ходжесааргх размышлял на эту тему все утро, пока бродил по мокрым кустам и знакомился с разочарованными утками. История никогда особо не интересовала его, ну, разве что за исключением истории соколиной охоты, но он знал, что в мире существовали (а кое-где существуют и по сей день) места с очень высоким уровнем фоновой магии, из-за которой жизнь в этих областях была достаточно непредсказуемой штукой. В общем, не самые лучшие места для высиживания молодняка.
Возможно, феникс, как бы эта птица ни выглядела, каким-то образом научился ускорять процесс инкубации.
На самом деле в своих размышлениях Ходжесааргх зашел довольно-таки далеко. Будь у него еще немножко времени, он бы наверняка догадался, что ждет его впереди.

Когда Матушка Ветровоск вынырнула из вересковых зарослей, было далеко за полдень. Стороннему наблюдателю могло бы показаться странным то, столько времени понадобилось ей, чтобы пересечь столь незначительный по площади участок, но...
Но еще большее удивление у такого наблюдателя вызвал бы самый обычный узенький ручеек. Канаву, которую тот пробил в торфянике, без труда перепрыгнула бы любая женщина, однако через эту канаву кто-то позаботился перебросить мост в виде широкой каменной плиты.
Некоторое время матушка смотрела на плиту, потом порылась в котомке, достала длинный лоскут черной ткани и завязала себе глаза. А затем двинулась по мосту крошечными шажками, широко раскинув руки для равновесия. Не пройдя и половины пути, матушка опустилась на корточки и несколько минут не двигалась с места, переводя дыхание. Затем снова поползла вперед, дюйм за дюймом.
Всего в нескольких футах под ней ручеек весело журчал по камням.
Небо сверкало. Прозрачная голубизна лишь кое-где нарушалась редкими облаками, но в общем и целом выглядело небо странно, словно изображение, нанесенное на стекло, разбили, а потом снова сложили, но неправильно. Лениво дрейфующее облако могло вдруг исчезнуть, наткнувшись на какую-то невидимую линию, а потом появиться в совершенно другом месте.
Тут все было не тем, чем казалось. Хотя, как говаривала матушка, такое случалось везде и всюду.

Они посмотрели на гробы и обменялись многозначительными взглядами, понимая, что сулит им ближайшее будущее.
— Думаешь, они не заметят, что гробы стали тяжелее? — спросил Овес.
— Эти возницы, судя по их виду, вряд ли способны что-либо замечать.
Агнесса уставилась на ближайший гроб. На дне было немножко грязно, но в общем и целом гроб поддерживался в чистоте, а в изголовье даже лежала удобная подушечка. На обивке было нашито несколько карманчиков.
— Это самый простой способ проникнуть в замок. Ты заберешься сюда, а я — сюда. Кстати... эти люди, о которых ты мне рассказывал... Все это действительно было?
— Ну конечно! Это исторические личности и...
— Отлично. Главное — не пытайся повторить их подвиги, хорошо? А то ты тоже очень быстро станешь историей.
Она закрыла за собой крышку и затаила дыхание. Ей никак было не избавиться от ощущения, что совсем рядом лежит вампир.
Ее рука коснулась бокового кармашка и нащупала там что-то мягкое и одновременно колючее. С ужасом Агнесса исследовала предмет, но потом поняла, что это всего-навсего клубок шерсти с воткнутыми в него двумя длинными вязальными спицами. Значит, в этом гробу творили какой-то колдовской ритуал... или просто вязали носки. Одно из двух.
В гробу? Вязать носки? С другой стороны, возможно, вампиры тоже иногда мучаются бессонницей.
Почувствовав, что гроб подняли, Агнесса напряглась. Куда ее могут нести? Гроб пронесли через мощенный булыжником двор, потом подняли по главной лестнице (она услышала характерный стук каблуков, эхом разносившийся по залу), затем начали спускать куда-то вниз по крутой лестнице...
Это могло означать только одно — гробы несли в подвалы. Что ж, вполне логично, но не больно-то удачно...
«Ты сейчас пытаешься произвести на меня впечатление, — сказала Пердита. — Хочешь выглядеть экстравертно-динамичной».
«Заткнись», — подумала Агнесса.
— Пофтавляйт их здефь и проваливайт, — услышала она чей-то голос.
Судя по акценту, это был Игорь, слуга вампирского семейства. Агнесса судорожно зашарила по кармашкам. Может, использовать в качестве оружия вязальную спицу?
— Хотяйт от меня избавлятьфя, йа? — продолжал голос на фоне удалявшихся шагов. — Ох, они еще поплакайт. Думают, фамые умный, но кто будейт пыль фтирайт, а? Даф ифт вопроф! Кто будейт вынимайт их головы из банок ф маринадом? Кто будейт выкапывайт их из-под земли? Да я за фвой жизнь вытафкивайт больше колов, чем жевайт ящериц!..
Крышка поднялась, и внутреннее пространство гроба залил яркий свет.
Игорь уставился на Агнессу, Агнесса уставилась на Игоря.
Первым пришел в себя Игорь. И улыбнулся. Из-за многочисленных швов на губах это была весьма необычная с точки зрения геометрии улыбка.
— Ничего фебейт, — произнес он. — Кто-то в детфтве флушайт много фказок. Чефнок не забывайт прихватывайт?
— Целый мешок.
— Не помогайт. Фвятая вода?
— Целая бочка.
— То...
Игорь не договорил. На его голову, издав почему-то металлический звон, с силой опустилась крышка гроба. Он медленно поднял руку, потирая ушибленное место, и обернулся. Второй удар пришелся прямо в лоб.
— Вот... шайфе, — произнес Игорь и упал. Над Агнессиным гробом возник Овес. Лицо его горело от праведности и адреналина.
— Я сразил его своей верой!
— Отлично, отлично, пора выбираться отсюда. Помоги мне встать!
— Мой гнев снизошел на него аки...
— Скорее не твой гнев, а крышка от гроба. Кроме того, он довольно-таки стар, — ответила Агнесса. — Слушай, я часто играла здесь в детстве и знаю, где находится черная лестница...
— Так он не вампир? А по виду не скажешь. Весь штопаный какой-то...
— Он — их слуга. Пошли быстрее... — Агнесса вдруг остановилась. — Кстати, ты умеешь делать святую воду?
— Что? Но... в таких условиях?..
— Благослови ее, посвяти Ому... Выпарь из нее всякую чертовщину, не знаю что еще...
— Ну, есть одна довольно короткая церемония... — Он прервался. — Конечно! Вампиров можно остановить святой водой!
— Молодец, что догадался. Стало быть, первым делом на кухню.
Последнее время огромная кухня, как правило, пустовала. Ныне царствующая чета не относилась к людям, требующим три перемены блюд утром, днем и вечером, поэтому на кухне сейчас была только госпожа Пышка. Она спокойненько раскатывала тесто.
— День добрый, госпожа Пышка, — поздоровалась Агнесса, решив, что проще всего понадеяться на могущество остроконечной шляпы и быстро проскользнуть мимо. — Не беспокойся, не беспокойся, мы только воды чуточку наберем, мы знаем, где насос, но парочка пустых бутылок очень нас выручит.
— Конечно, милая моя.
Агнесса остановилась и медленно обернулась. Госпожа Пышка славилась своим склочным характером, особенно когда речь шла о сое, ореховых котлетах, вегетарианских блюдах и любых овощах, которые нельзя было выварить до яркой желтизны. Даже сам Веренс лишний раз старался не появляться на кухне, хотя в отличие от простых смертных, на которых с полной силой обрушивался обобщенный гнев замковой поварихи, короля встречали тут всего лишь напряженным молчанием. Насколько горы отличаются стабильной массивностью, настолько госпожа Пышка отличалась стабильной сердитостью.
Сегодня на ней было белое платье, белый передник, огромный белый поварской колпак и белая повязка на горле. Кроме того, она выглядела — за неимением лучшего слова — вполне довольной.
Агнесса нетерпеливо махнула рукой Овсу, посылая его к насосу.
— Найди что-нибудь, куда можно налить воду, — прошипела она и добавила весело: — Как ты себя сегодня чувствуешь, госпожа Пышка?
— Очень хорошо. Спасибо, что поинтересовалась, госпожа.
— Наверное, ты очень занята, столько гостей...
— Да, госпожа.
Агнесса откашлялась.
— И что ты подавала на завтрак?
Повариха наморщила розовый лоб.
— Не могу вспомнить, госпожа.
— Отлично.
Овес толкнул ее в бок.
— Я заполнил пару бутылок и произвел церемонию очищения во славу Ома.
— А это поможет?
— Главное — не терять веры.
Повариха с приветливым видом наблюдала за ними.
— Спасибо, госпожа Пышка, — сказала Агнесса. — Пожалуйста, продолжай... то, что делала.
— Конечно, госпожа.
Повариха взяла в руку скалку.
«Ей теперь придется побегать, — сказала Пердита. — И повариха, и поставщик мяса в одном лице».
— Это очень зло! — воскликнула Агнесса.
— Что? — не понял священнослужитель.
— Так... пришла в голову одна мысль. Идем, черная лестница вон там.
Лестница была сложена из грубого камня и вилась до самого верха замка. Периодически попадались площадки с дверьми, выходившими в общественные помещения. С другой стороны дверей был все тот же грубый камень, но уложенный более искусно и украшенный разными гобеленами и коврами. Агнесса распахнула одну из дверей.
Двое выходцев из Убервальда неторопливо шли по коридору и несли что-то накрытое тканью. Агнессу и Овса они не удостоили даже взгляда.
Распахнув дверь в королевские покои, они обнаружили королеву стоящей на табуретке. Маграт повернулась, и болтающиеся на ниточках ярко раскрашенные звездочки и фигурки животных мгновенно оплели ее поднятую руку.
— Ну вот, опять, — пожаловалась она. — А казалось легче легкого. Привет, Агнесса, не могла бы ты подержать табуретку?
— Что ты делаешь? — спросила Агнесса, первым делом глянув на шею Маграт.
Ни повязки, ни шарфика там не было.
— Пытаюсь повесить эти фигурки на канделябр, — ответила Маграт. — Ну, все... мое терпение лопнуло! Они постоянно путаются! По словам Веренса, маленьких детишек должны окружать всякие яркие предметы. Мол, это ускоряет развитие и вообще очень полезно. А Милли, как назло, куда-то запропастилась.
«Замок кишмя кишит вампирами, а она детскую украшает, — хмыкнула Пердита. — Отгадай, что не так с этой картинкой?»
Агнесса хотела было опять гаркнуть на саму себя, но сдержалась. Табуретка, на которой стояла королева, выглядела весьма шаткой.
— Но малышке Эсме всего две недели, — вместо этого сказала она. — Не слишком ли рано, чтобы уже начать образовываться?
— Как говорит Веренс, лучше раньше, чем позже. А вы что тут делаете?
— Мы пришли за тобой. Ты должна пойти с нами. И немедленно.
— Зачем? — спросила Маграт и, к огромному облегчению Агнессы, спрыгнула с табуретки.
— Зачем?! Маграт, в замке вампиры!  Семейство Сорокула — вампиры!
— Не говори ерунды, они такие приятные люди. Я буквально этим утром разговаривала с графиней...
— И о чем же вы разговаривали? — перебила ее Агнесса. — Готова поспорить, ты ничего не помнишь.
— Агнесса, вообще-то я — королева, — укоризненно промолвила Маграт.
— Извини, извини. Но они влияют на сознание людей...
— Они и на тебя влияют?
— М-м, нет, на меня — нет. У меня... своего рода иммунитет, — солгала Агнесса.
— А на него? — резким тоном спросила Маграт.
— Я пребываю под защитой Ома, — возвестил Овес.
Маграт, удивленно вскинув брови, посмотрела на Агнессу.
— Что, правда?
Агнесса пожала плечами.
— Наверное.
Маграт наклонилась поближе.
— А он, случаем, не пьян? У него в руках две пивные бутылки.
— Там святая вода, — прошептала Агнесса.
— Веренс говорит, что омнианство — это довольно-таки разумная и стабильная религия, — прошипела в ответ Маграт.
Агнесса и Маграт дружно посмотрели на всемогучего Овса, мысленно примеривая к нему разумность и стабильность.
— Ну, мы идем или как? — спросил он.
— Никуда мы не идем! — обрубила, резко выпрямляясь, Маграт. — Это просто глупо. Я замужняя женщина, я — королева, у меня маленький ребенок, а ты врываешься и начинаешь нести всякий бред про вампиров! У меня вообще гости, и я должна...
— Гости и есть вампиры, ваше величество, — сказала Агнесса. — И пригласил их сюда король!
— Веренс говорит, мы должны учиться находить язык с самыми разными людьми...
— Нам кажется, у матушки Ветровоск неприятности, — сказала Агнесса.
Маграт замерла.
— Что, серьезные неприятности?
— Очень серьезные. Нянюшка Ягг сама не своя от беспокойства. Рычит и огрызается на всех подряд. И по ее словам, чтобы найти матушку, нужны трое.
— Понимаешь ли, я...
— Матушка взяла с собой шкатулку. Чтобы это ни значило.
— Которая хранилась в комоде?
— Да, а нянюшка не хочет говорить мне, что в ней было.
Маграт чуть развела руки на манер рыбака, показывающего средних размеров рыбешку.
— Полированную деревянную шкатулку примерно вот такого размера?
— Не знаю. Никогда ее не видела. Но нянюшка считает это очень важным, хотя и не говорит, что в шкатулке хранилось, — повторила Агнесса на тот случай, если Маграт не поняла намеков.
Маграт сплела пальцы и уставилась в пол, покусывая костяшки рук. Когда она подняла голову, выражение ее лица было решительным. Она ткнула пальцем в Овса.
— Ты  найдешь какой-нибудь мешок и сложишь туда все вещи из вон того верхнего ящика. Потом возьмешь ночной горшок, маленькую тележку, соберешь чучельца зверюшек, пеленки, не забудь мешок для грязных пеленок, еще захвати ванночку, полотенца, ящик с игрушками, и заводные тоже прихвати, музыкальную шкатулку, ползунков побольше и шерстяной чепчик, а ты,  Агнесса, найди кусок ткани, из которой можно соорудить что-нибудь типа перевязи. Вы поднялись по черной лестнице? По ней и спустимся.
— А зачем нам перевязь?
Маграт склонилась над колыбелькой и подняла закутанную в одеяльце девочку.
— Я ее здесь не оставлю!
Из угла, где суетился всемогучий Овес, донесся грохот. У священнослужителя уже были заняты обе руки, а в зубах он держал большое чучело кролика.
— Нам точно все это понадобится? — спросила Агнесса.
— Кто знает, — пожала плечами Маграт.
— А целая коробка с игрушками зачем?
— А вдруг она рано начнет развиваться? Веренс считает, что такое вполне возможно.
— Ей же всего две недели от роду!
— Да, но всякому правильно развивающемуся мозгу необходимо стимулирование даже на ранних стадиях, — возвестила Маграт, кладя крошку Эсме на стол и засовывая ее в детский комбинезончик. — Кроме того, чем раньше у ребенка разовьется координация движений, тем лучше. Такие вещи нельзя пускать на самотек... Кстати, о самотеке. Захватите детскую горку. И желтого резинового утенка. И губку в форме медвежонка. И медвежонка в форме губки.
Гора вокруг Овса все росла. С нее уже начали сходить лавины.
— Но что такого важного в этой шкатулке? — спросила Агнесса.
— Ну, в самой шкатулке нет ничего ценного... — ответила Маграт и оглянулась через плечо. — Да, еще захвати тряпичную куклу, ладно? Мне кажется, Эсме ее очень любит. Проклятье! Красный мешочек!.. Да-да, спасибо, там все лекарства. Так о чем ты спрашивала?
— О шкатулке матушки, — подсказала Агнесса.
— Ну, она... просто важна для матушки.
— Это волшебная шкатулка?
— Что? Конечно нет. Во всяком случае, насколько мне известно. Но все хранящееся в шкатулке принадлежит ей, понимаешь? Лично ей, а не дому, — пояснила Маграт, взяв дочь на руки. — А кто у нас хорошая девочка? Ну конечно, ты! — Она окинула взглядом комнату. — Ничего не забыли?
Овес выплюнул кролика.
— Потолок еще остался.
— Тогда пошли.

Мелкий дождь промочил возвращавшего в замок Ходжесааргха до нитки. В манок тоже попала влага, и теперь издаваемые Ходжесааргхом звуки могли привлечь разве что странных, населявших древние захоронения существ. Ну, или заболевшую ангиной овцу.
Вдруг Ходжесааргх услышал треск сорок.
Привязав осла к молодому деревцу, он вышел на поляну. Сороки разорялись на чем свет стоит, но, увидев сидевшего на осле Короля Генри, сразу вспорхнули с деревьев и разлетелись в разные стороны.
И тут Ходжесааргх увидел прижавшегося к поросшему мхом камню...
.. . Птенца. Маленькую сороку. Она была мокрой и какой-то неправильной,  словно кто-то вдруг решил собрать сороку и даже сделал это, но так и не разобрался, как, собственно, она работает. Увидев Ходжесааргха, птенец начал биться, попытался взлететь, расправил помятые крылышки — и вдруг превратился в крошечную копию Короля Генри.
Ходжесааргх попятился. Сидевший на жердочке орел повернул закрытую капюшоном голову в сторону странной птицы...
... Которая превратилась в голубя, потом — в дрозда... в королька...
Внезапное предчувствие заставило Ходжесааргха закрыть глаза ладонью, но вспышка обожгла роговицу даже сквозь пальцы. В лицо ударила волна полыхнувшего пламени, резко запахло палеными волосами.
На земле появился выжженный круг, по краям которого курилась дымочком трава. А в самом центре круга лежали несколько трогательных, раскаленных докрасна косточек, которые буквально спустя пару секунд рассыпались в прах.
Далеко в лесу трещали сороки.

Граф Сорокула заворочался в темноте своей спальни и открыл глаза. Зрачки его быстро расширились, вбирая крохи света.
— По-моему, она залегла на землю, — сказал он.
— Быстро сориентировалась, что к чему, — покачала головой графиня. — Кажется, ты говорил, она достаточно могущественная ведьма.
— Да, несомненно, но человек есть человек. Кроме того, она стареет. А с возрастом приходят сомнения. Одинокие вечера в пустом домике, никакой тебе компании, кроме пламени свечи... Это так просто — открыть все маленькие трещинки и позволить разуму свернуться внутрь. Это все равно что смотреть за лесным пожаром: внезапно направление ветра меняется, и вот уже пламя бушует среди домов, которые казались такими надежными...
— Как наглядно ты все излагаешь.
— Спасибо.
— Воронау был твоим настоящим успехом...
— Это модель нашего будущего. Вампиры и люди наконец-то живут в гармонии. Исчезли сами основы  враждебности, как я всегда и говорил.
Графиня подошла к окну и осторожно раздвинула портьеры. Несмотря на пасмурное небо, в комнату проник серый свет.
— В таких предосторожностях уже нет нужды, — сказал граф, подходя к ней сзади и широко распахивая портьеры.
Вздрогнув, графиня машинально отвернулась.
— Вот видишь? Никакого вреда. С каждым днем мы становимся все совершеннее и совершеннее, — бодрым голосом заявил граф. — Самоусовершенствование. Положительное мышление. Тренировка. Знакомство с неведомым. Чеснок? Приятная приправа. Лимоны? Дело вкуса. Вчера я забросил куда-то носок — и что? Мне абсолютно наплевать на это. У меня хватает носков. И можно еще купить!
Тут граф увидел выражение лица жены, и улыбка его несколько померкла.
— У тебя на кончике языка вертится какое-то «но», — сказал он без всякого выражения.
— Я только хотела напомнить, что в Воронау не было ведьм.
— Тем лучше! Без них легче дышится!
— Конечно, но...
— Дорогая, не начинай все заново. В нашем словаре не должно быть места всяким «но». Как ни странно, Веренс был прав. Наступает новый мир! Долой противных мелких гномов, долой ведьм, долой кентавров! Все они исчезнут бесследно, не говоря уж о каких-то там огненных птицах! Мы покончим со всякими тварями! Да здравствует прогресс! Они недостойны выживания!
— Но того феникса ты только ранил.
— Вот именно! Он позволил ранить себя, а значит, ему грозит вымирание. И мы, моя дорогая, если не хотим исчезнуть вместе со старым миром, должны приспособиться к этим переменам. Что же касается ведьм... Боюсь, они уже в прошлом.

Ну, а тем временем в настоящем...
Ведьмы приземлились чуть выше опушки леса, на самом краю вересковой пустоши. Как и говорила Агнесса, пустошь эта была совсем невзрачной, она даже не заслуживала столь громкого названия. На ее противоположной стороне тек ручеек, и отсюда вполне можно было расслышать его журчание.
— Нормальная земля. Никакая не кривая, — буркнула Агнесса.
Она понимала, что сейчас сморозила глупость, но в присутствии Маграт она несколько нервничала.
Нянюшка посмотрела на небо. Две другие ведьмы тоже подняли головы.
— Глаза должны немножко привыкнуть, нужно присмотреться, — пояснила нянюшка. — На самой пустоши будет гораздо лучше видно.
Агнесса, прищурившись, разглядывала пасмурное небо.
— О... Кажется, вижу, — сказала Маграт. «Готова поспорить, ничего-то она не видит, — заявила Пердита. — Как, впрочем, и я».
И вдруг Агнесса увидела. Как будто на самой границе зрения соединялись два огромных стеклянных полотна. Тонкая граница то появлялась, то исчезала, поймать ее было очень трудно, но какая-то... несовместимость  здесь присутствовала.
Нянюшка послюнила палец и подняла руку, чтобы определить, откуда дует ветер. Потом вытянула ладонь вперед.
— Туда. И глаза закройте.
— Но тут даже тропинки нет, — . возразила Маграт.
— Верно. Ты будешь держать за руку меня, Агнесса возьмет за руку тебя. Я пару раз тут ходила. Ничего сложного.
— Как в детской сказке, — хмыкнула Агнесса.
— Вот-вот, — кивнула нянюшка. — Мы стоим на пороге. Ну... пошли...
Сделав всего-навсего один шаг, Агнесса вдруг услышала, как под ногами зашуршал вереск. Она открыла глаза.
Бескрайняя пустошь простиралась далеко во все стороны. Воздух стал темнее, тучи — тяжелее, а ветер усилился. На горизонте высились горы. Откуда-то издалека доносился шум падающей воды.
— Где мы? — спросила Маграт.
— Там же, где и были, — ответила нянюшка. — Помню, отец рассказывал, иногда олени, на которых охотились, спасались в кривых землях.
— Наверное, от безысходности, — пробормотала Агнесса. Вереск здесь был более темным, он царапался так, будто вдруг отрастил колючки. — Все тут выглядит как-то... мерзко.
— Отношение тоже играет свою роль, — сказала нянюшка и постучала по чему-то ногой.
«Когда-то это был... вертикально стоявший камень, — подумала Агнесса, — но теперь он превратился в лежачий камень, густо поросший лишайником».
— Вешка, — пояснила нянюшка. — Помогает выбраться отсюда, иначе век плутать будешь. Так, надо идти к горам. Маграт, Эсме хорошо укутана? Я имею в виду маленькую Эсме.
— Она спит.
— Понятно, — сказала нянюшка несколько странным, как показалась Агнессе, голосом. — Вот и хорошо. Пошли. Ах да, нам еще понадобится вот это...
Она пошарила в бездонной панталонной кладовой и выудила носки, настолько толстые, что они скорее напоминали башмаки.
— Ланкрская шерсть, — похвасталась она. — Джейсончик по вечерам вяжет, а вы знаете, какие сильные у него пальцы. Этими носками стену пробить можно.
Вереск безуспешно цеплялся за похожую на проволоку шерсть, а три ведьмы тем временем углублялись все дальше и дальше в пустошь. Солнце было еще высоко в небе, по крайней мере какое-то яркое пятно маячило среди туч, и все равно было темно. Словно бы темнота лезла из-под самой земли.
«Агнесса...» — позвала Пердита из глубины поделенного на двоих мозга.
«Что?» — подумала Агнесса.
«Нянюшку что-то беспокоит. Что-то, связанное с девочкой и матушкой Ветровоск. Ты заметила?»
«Я заметила, что она смотрит на маленькую Эсме так, — подумала Агнесса, — словно пытается принять какое-то решение, если ты это имеешь ввиду».
«По-моему, тут замешано Заимствование...»
«Неужели она думает, что матушка при помощи девочки следит за нами?»
«Не знаю, но что-то происходит».
Грохот воды впереди становился все громче.
— Где-то тут течет ручеек, верно? — спросила Агнесса.
— Верно, — ответила нянюшка. — Совсем рядом.
Пустошь вдруг закончилась. Они смотрели в бездну, которая, однако, даже не думала смотреть в них. Эта бездна была практически... гм, бездонной. Вспененная вода едва виднелась далеко внизу. Холодный влажный воздух обдувал лица.
— Этого не может быть, — покачала головой Маграт. — Эта пропасть шире и намного глубже, чем Ланкрский провал!
Агнесса попыталась внимательнее рассмотреть затянутое туманом дно.
«Да тут не больше двух футов, — возмутилась Пердита. — Я могу рассмотреть каждый камешек».
— Пердита считает, что это... оптическая иллюзия, — вслух сказала Агнесса.
— Возможно, она права, — откликнулась нянюшка. — Вот что значит кривая земля, понимаешь? Внутри она больше, чем снаружи.
Маграт подняла камешек и бросила его в пропасть. Он несколько раз отскочил от стены и кувыркаясь улетел вниз, оставив после себя только каменистое эхо. Река текла слишком далеко внизу, чтобы можно было разглядеть всплеск.
— Очень реалистично, а? — еле слышно пробормотала Маграт.
— Мы можем воспользоваться мостом, — сказала нянюшка, показывая куда-то в сторону.
Все посмотрели на мост, если его так можно было назвать. Он скорее представлял собой прямую противоположность моста. Скажем так, если бы существовала самая мало-мальски вероятная возможность перейти пропасть по воздуху — ну, к примеру, появились бы какие-нибудь внезапно восходящие потоки или молекулы воздуха вдруг разом сошли бы с ума, — в общем, следовало бы данной возможностью воспользоваться. По сравнению с ней предложение пересечь эту же пропасть по мосту вызывало откровенный смех.
Строительный раствор отсутствовал. Опоры соорудили из валунов, просто поставленных друг на друга, а поверх были не уложены, а скорее навалены плоские плиты. Эту конструкцию назвали бы примитивной даже в самой глубокой древности, когда такого термина, как «примитивный», вообще не существовало. Кроме того, мост угрожающе скрипел на ветру. Это камни терлись друг о друга.
— Я туда не полезу, — сказала Маграт. — Этот мост сложится под первым же порывом ветра.
— Он и без ветра вот-вот сложится, — добавила Агнесса. — По-моему, он вообще не настоящий.
— Ну что ж, — промолвила нянюшка. — Судя по всему, это будет нелегко.
«Это просто каменная плита, переброшенная через канаву,  — настаивала Пердита. — На ней можно прыгать, кувыркаться  — в общем, что хочешь делай!»
Агнесса часто заморгала.
— Ага, я поняла, — сказала она. — Это такое испытание, да? Я ведь права? Мы напуганы, поэтому пропасть становится еще глубже. Это все наш страх. А вот Пердита всегда уверена в себе, поэтому для нее это не пропасть, а маленькая канавка...
— Хотелось бы и мне так думать, — откликнулась Маграт. — Но через эту маленькую канавку перекинут такой  мост...
— Мы теряем время, — перебила Агнесса. Она уверено зашагала вперед по каменным плитам. На полпути она остановилась и обернулась.
— Немного качается, совсем чуть-чуть, — сообщила она. — Главное...
В этот самый момент плита под ее ногами покосилась, и Агнесса рухнула в пропасть.
И лишь каким-то чудом ей удалось уцепиться за краешек плиты. Пальцы у нее были сильные, но сейчас на них раскачивалось слишком много Агнессы.
Она опустила голову. Ей очень не хотелось смотреть вниз, однако данное направление занимало сейчас большую часть окружающего ее мира.
«Вода всего в футе от тебя. Уж поверь мне, — сказала Пердита. — Просто разожми пальцы. Ну да, промочишь ноги, но вот делов-то...»
Агнесса снова посмотрела вниз. Вода была так далеко, что всплеска никто даже не услышит. Она не только видела, но и чувствовала  глубину. Вокруг поднимался холодный и влажный воздух. Пустота втягивала ее ноги, манила к себе.
— Но Маграт бросала туда камешек! — прошипела она.
«Ага, он падал целых несколько футов».
— Значит так, малыш, я лежу на плитах, а Маграт держит меня за ноги, — раздался вдруг над ее головой спокойный голос нянюшки Ягг. — И сейчас, милая, я схвачу тебя за запястья, а ты, умница, если немного качнешься в сторону, сможешь зацепиться ногой за каменную опору. Ну а дальше дело в шляпе, до свадьбы заживет и как говорится. Ты же у нас молодец.
— Не надо разговаривать со мной, как с какой-нибудь напуганной до смерти идиоткой! — огрызнулась Агнесса.
— Я просто пытаюсь успокоить тебя.
— Я не могу пошевелить руками!
— Можешь. Вот, все, я схватила тебя за руку.
— Я не могу пошевелить руками!
— Не торопись, у нас целый день впереди, — утешила нянюшка. — Главное — скажи, когда будешь готова.
Агнесса повисела еще немножко. Руки медленно, но верно теряли чувствительность. Предположительно это означало, что, когда ее пальцы соскользнут с камня, она этого даже не почувствует.
Камни издали громкий стон.
— Э... Нянюшка?
— Да?
— Не могла бы ты поговорить со мной еще немного, как с напуганной до смерти идиоткой?
— Хорошо.
— А при чем тут «до свадьбы заживет», я ведь даже не поранилась?
— Ну, понимаешь ли, если ты упа...
— Говори громче, а то Пердита орет мне прямо в ухо. По ее словам, до ручья каких-нибудь восемнадцать дюймов!
— А ты как считаешь, права она или нет?
— Она часто бывает права, но не в данном случае!
Мост опять затрещал.
— Скорее наоборот, — сказала нянюшка. — Люди крайне редко бывают правы. Ну, как ты там, милая? Понимаешь ли, вытянуть я тебя не смогу» а руки у меня тоже начали неметь.
— Я не достаю до опоры!
— Значит, разжимай пальцы и падай! — ответила Маграт откуда-то из-за нянюшкиной спины.
— Маграт! — рявкнула нянюшка.
— А может, Пердита права и это действительно всего лишь маленький ручеек? Кривая земля — она ведь и такая и сякая одновременно. Если Пердита видит перед собой ручеек... почему нет? Почему бы не предоставить действовать ей? Агнесса, ты можешь передать контроль, гм, в ее руки?
— Она и так берет его, стоит мне попасть в сложную ситуацию! Заткнись!
— Я только...
— Да не ты, она! О нет...
Ее левая рука, побелевшая и почти онемевшая от напряжения, разжала пальцы и сразу выскользнула из нянюшкиной хватки.
— Не позволяйте ей так со мной поступать! — завопила Агнесса. — Я буду падать очень долго! И там, внизу, острые камни!
— Да, но поскольку ты в любом случае упадешь, может, стоит попробовать? — предложила нянюшка. — На твоем месте я бы закрыла глаза и...
Правая рука тоже сорвалась.
Агнесса закрыла глаза и упала.
Пердита открыла глаза. Она стояла в ручье.
— Вот проклятье! — Агнесса никогда бы так не выразилась, поэтому Пердита пользовалась каждым удобным случаем.
Вскинув руки, она подпрыгнула, схватилась за нависающую над головой плиту и подтянулась. Затем, увидев изумленное выражение лица нянюшки, перехватила руки поудобнее и резко бросила ноги вверх.
«Эта дура Агнесса никогда не понимала собственной силы, — подумала Пердита. — Всегда боялась использовать свои мышцы».
Она медленно распрямилась, вытягивая носки ног в небо, и сделала стойку на руках. Эффект был несколько подпорчен упавшей на глаза юбкой.
— Ты так и не заштопала дыру на панталонах, — укоризненно сказала нянюшка.
Пердита перевернулась и встала на ноги. Глаза Маграт были плотно зажмурены.
— Поправьте меня, если я ошибаюсь... Она ведь только что сделала стойку на руках на самом краю бездонной пропасти?
— Ты не ошибаешься, — подтвердила нянюшка. — Ладно, Пердита, хватит демонстрировать нам свои таланты, мы и так потеряли слишком много времени. Верни Агнессе тело, ты ведь знаешь, на самом деле оно принадлежит ей.
Пердита прошлась колесом.
— Она все равно его толком не использует, — откликнулась Пердита. — Ты вообще видела, как она питается? И у нее до сих пор две полки битком набиты мягкими игрушками! А куклы? И она еще удивляется, почему у нее с мужчинами не ладится!
— Укоризненный взгляд плюшевого медвежонка способен остановить любого мужчину, даже самого разгоряченного, — возвестила нянюшка Ягг. — Маграт, старушку Рукав помнишь? Когда у нее случался очередной заскок, с ней только вдвоем можно было справиться.
— А при чем здесь игрушки? — с подозрением в голосе спросила Пердита.
— И при чем здесь... Ах да, — сказала Маграт.
— А в голове у старого звонаря из Охулана вообще жили целых семь разных людей, — продолжала нянюшка. — Три из них были женщинами, а четыре — мужчинами. Бедный старик. Жаловался, что он всегда лишний. Эти личности предоставляли ему работать, есть, пить и дышать, а все веселье оставляли для себя. Помнишь? Бедолага страшно мучился. Стоило ему глотнуть вина, в его голове такая драка начиналась за вкусовые сосочки! Он даже собственных мыслей порой не слышал... Хватай, хватай!
Агнесса открыла глаза. Челюсть очень болела.
Нянюшка Ягг пристально разглядывала ее, растирая занемевшее запястье. С расстояния пары дюймов нянюшкино лицо было похоже на дружелюбную кучу старого белья.
— Да, это Агнесса, — подытожила она, делая шаг назад. — У той, другой, более острое личико. Видишь? Я ж говорила, что вернется именно она. У нее больше опыта.
Маграт отпустила ее руки, и Агнесса потерла подбородок.
— Больно, — сказала она укоризненно.
— Немножко грубо, зато любя, — возразила нянюшка. — Слишком ответственное время, чтобы тобой руководила Пердита.
— Ты как-то схватилась за мост, а потом вдруг хлоп — и ты уже рядом с нами! — сообщила Маграт.
— Но она стояла в ручье, а потом подпрыгнула и... — начала было рассказывать Агнесса.
— Конечно, конечно, — перебила нянюшка. — Пошли. Уже недалече осталось. Наверное. И давайте успокоимся, ладно? Кое-кто из нас будет падать куда дольше.
Они осторожно двинулись вперед. В голове Агнессы голос настойчиво твердил, что она вела себя как глупая трусиха и ничего бы с ней не случилось, и вообще... Агнесса постаралась не обращать на него внимания.
Те пещеры, которые помнила Агнесса, были не более чем углублениями под выступами в скалах. Но эти  были настоящими кавернами. Разница заключалась в наличии грубого, но весьма поэтического великолепия. У этих пещер в избытке было и того и другого.
— Кривая земля чем-то похожа на айсберг, — сказала нянюшка, ведя их по узкой тропке к одной из самых больших пещер.
— Девять десятых находятся под водой? — спросила Агнесса. Ее подбородок по-прежнему болел.
— Я имела в виду, она больше, чем кажется на первый взгляд.
— Здесь кто-то есть! — закричала Маграт.
— Просто ведьма, — отмахнулась нянюшка. — С ней проблем не будет.
Тусклый свет падал на сгорбившуюся среди луж фигуру. Правда, с близкого расстояния она больше напоминала статую, чем человека. На каменной женщине блестели капли воды — они собирались на кончике крючковатого носа и периодически со звонким «бульк!» падали в лужу.
— Еще совсем девицей я как-то забрела сюда с молоденьким волшебником, — поделилась нянюшка. — Очень увлекающийся был тип. Хлебом не корми, дай поколотить молоточком по стенам. Ну, и еще кой-чего любил... — Она улыбнулась своим воспоминаниям и довольно вздохнула. — Так вот, он утверждал, что эта ведьма — всего лишь частички скальных пород, принесенные сюда капельками воды. Но моя бабка рассказывала, что однажды тут присела какая-то ведьма, чтобы обдумать некое особо мощное заклятие. Присела да так и не встала, в камень превратилась. А что, вполне возможно. Лично я подхожу к любой гипотезе без предубеждений.
— Далековато для прогулок с приятелем, — заметила Агнесса.
— Дома было слишком много детей, на улице постоянно шел дождь, а кроме того, для занятий настоящей геологией требуется уединение, — рассеянно откликнулась нянюшка. — По-моему, его молоточек до сих пор валяется где-то тут. После того как мы вместе провели некоторое время, паренек совсем о нем позабыл. И смотрите под ноги — камни очень скользкие. Маграт, как там дела у малышки Эсме?
— Пускает пузыри. Скоро нужно будет ее покормить.
— Нам за ней надо присматривать, — сказала нянюшка.
— Да, конечно.
Нянюшка хлопнула в ладоши и медленно развела их. Появившееся между ними свечение не было тем эффектным огненным шаром, который так любят вызывать волшебники, скорее оно напоминало тусклое кладбищенское мерцание. Света едва-едва хватало, чтобы не провалиться в яму.
— Тут вполне могут жить гномы, — сказала Маграт, когда они осторожно двинулись дальше по туннелю.
— Это вряд ли. Гномы не любят места, которые постоянно меняются. Сюда никто не ходит, кроме животных да матушки, когда ей хочется побыть наедине с мыслями.
— Или тебя, когда тебе хочется постучать молоточком, — съязвила Маграт.
— Ха! Тогда все было иначе. На пустоши росли цветы, а вместо моста через ручей тянулись камешки. Наверное, потому, что тогда я была влюблена.
— Ты намекаешь, это место и правда меняется в зависимости от того, что ты чувствуешь? — спросила Агнесса.
— Ты сама могла это заметить. Поразительно, насколько высоким и каким ненадежным может стать мост, если ты в дурном настроении. Уж я-то это знаю.
— Интересно, насколько высоким он был для матушки?
— Вероятно, под ним плыли облака, девочка. У развилки туннеля нянюшка остановилась.
— Думаю, она пошла туда. Погодите-ка...
Она резко выпрямила руку. Камни застонали, и часть потолка рухнула, подняв тучу пыли.
— Что ж, придется немножко полазить, — равнодушным тоном заявила нянюшка.
— Кто-то пытается нас прогнать, — сказала Агнесса.
— Но из этого ничего не выйдет, — откликнулась нянюшка. И бояться тут нечего.
— Нечего? Да плита была просто огромной! — воскликнула Агнесса.
— Однако мы под нее не попали, верно?