Домашняя библиотека Скаляри

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Домашняя библиотека Скаляри » Терри Пратчетт » Терри Пратчетт Carpe Jugulum. Хватай за горло!


Терри Пратчетт Carpe Jugulum. Хватай за горло!

Сообщений 51 страница 60 из 60

51

Спускаться по склону оказалось тяжелее, чем подниматься. Из каждой ямки били ключи, каждая тропка превратилась в ручей.
Пока они с матушкой переваливались из лужи в канаву и обратно, Овес вспоминал «Книгу Ома», вернее, ту ее часть, в которой описывалось странствие пророка Брута с Омом по голой пустыне. Это странствие навсегда изменило омнианство. Мечи сменились проповедями, что привело к значительному сокращению смертности, ну, разве что за исключением тех случаев, когда проповедь слишком уж затягивалась. Но вместе с тем церковь раскололась на тысячу частей, которые принялись спорить друг с другом, что вызвало появление огромного количества овсов, которые спорили сами с собой.
«Интересно, — подумал Овес, — далеко ли ушел Брута, если бы поддерживал под руку матушку Ветровоск?» Было в этой старушке что-то несгибаемое, твердое, как камень. Наверное, примерно на полпути благословенный пророк поддался бы искушению и... сказал бы что-нибудь неприятное либо сделал многозначительный жест. Отогревшись у костра, матушка стала крайне раздражительной. Ее что-то очень беспокоило.
Дождь прекратился, зато усилился ветер — иногда он приносил заряды мокрого снега и града.
— Наверное, уже недалеко осталось, — тяжело дыша, выдавил Овес.
— Тебе-то откуда знать? — сварливо осведомилась матушка, шлепая через черную торфяную лужу.
— Ты абсолютно права, неоткуда. Я сказал это, только чтобы тебя подбодрить.
— У тебя не получилось, — откликнулась матушка.
— Госпожа Ветровоск, ты хочешь, чтобы я бросил тебя здесь?
— Поступай как знаешь, — фыркнула матушка. — Мне все равно.
— Так хочешь или нет?
— Это не моя гора. Я не могу указывать людям, где они должны находиться.
— Что ж, если хочешь, я уйду, — обиделся Овес.
— Что характерно, я тебя с собой не звала, — пожала плечами матушка.
— Но ты бы умерла, не будь меня рядом!
— А вот это тебя не касается.
— О мой бог, госпожа Ветровоск, ты кого хочешь изведешь.
— Это твой бог, господин Овес, как правило, изводит людей. И другие боги тоже. Поэтому я стараюсь не иметь с ними никаких дел. А еще они очень любят устанавливать всякие правила.
— Но правила необходимы, госпожа Ветровоск.
— Ну-ка, назови самое первое правило, которое предписывает тебе твой бог.
— Верующие не должны поклоняться никакому другому богу, кроме Ома, — без запинки ответил Овес.
— Да неужели? Что ж, не у одного Ома такое правило. Все боги крайне эгоистичны.
— Я думаю, это необходимо, чтобы привлечь внимание людей. Но также существует довольно много заповедей, касающихся отношений людей друг с другом.
— Правда? А предположим, человек не хочет верить в Ома, но пытается вести праведную жизнь?
— Согласно утверждению пророка Бруты, дабы вести праведную жизнь, нужно верить в Ома.
— Ого, толково придумано! Все предусмотрели, — кивнула матушка. — Только очень умный человек мог придумать такое. Молодец. А какие еще умные вещи он изрек?
— Он изрекал вовсе не для того, чтобы показаться кому-то умным, — горячо возразил Овес. — Но если хочешь знать, в своем Письме к Симонитам он говорит, что мы становимся людьми только через других людей.
— Вот тут он абсолютно прав.
— А еще он говорит, что мы должны нести свет в темноту.
Матушка промолчала.
— Кажется, ты и сама говорила о том же, — продолжал Овес. — Потому что, когда ты... стояла на коленях, ну, там, в кузнице... то бормотала что-то очень похожее...
Матушка остановилась так резко, что Овес едва не упал.
— Что я делала?
— Бормотала и...
— Я говорила... во сне?
— Да. Мол, тьма царит там, где должен быть свет. Я это хорошо запомнил, потому что в «Книге Ома»...
— И ты все слышал?
— Я, конечно, не прислушивался, но тебя нельзя было не слышать. Ты говорила так, словно с кем-то спорила...
— А ты помнишь все, что я говорила?
— Думаю, да.
Матушка сделала еще несколько шагов и остановилась прямо посреди лужи черной воды. Грязь мигом начала ее засасывать.
— А ты можешь это забыть?
— Что-что?
— Не будешь ли ты столь любезен забыть тот вздор, что несла бедная старая женщина, которая к тому же была несколько не в своем уме? — медленно произнесла матушка.
Овес на мгновение задумался.
— Какой такой вздор, госпожа Ветровоск?
Он заметил, что напряженные плечи матушки сразу обмякли.
— А что, я разве что-то спросила?
Черные пузыри поднимались на поверхность болотины вокруг ног матушки. Всемогучий Овес и матушка Ветровоск внимательно смотрели друг на друга. На том самом месте и в той самой луже было заключено своего рода перемирие.
— Молодой человек, не мог бы ты помочь мне выбраться отсюда?
На это потребовалось некоторое время — и помощь ветки стоявшего рядом дерева. Да и то, несмотря на отчаянные усилия Овса, первую ногу удалось извлечь только без башмака. После того как один башмак исчез в торфяной болотине, за ним — видимо, из чувства солидарности — последовал и второй.
В итоге матушка наконец оказалась на относительно сухой и относительно твердой земле. Овес опустил взгляд на ее ноги и увидел перед собой пару самых толстых в мире носков. Эти носки выглядели так, словно без труда могли отразить удар молотком.
— Хорошие были башмаки, — сказала матушка, разглядывая пузырьки. — Ну ладно, пошли.
Сделав первые шаги, она пошатнулась, но, к восхищению Овса, все же сохранила вертикальное положение. У него начинало формироваться несколько иное отношение к этой женщине — впрочем, «несколько иное» отношение к ней формировалось каждые полчаса. Последнее, к примеру, заключалось в следующем: матушка постоянно должна была кого-нибудь бить. Если бить было некого, она начинала бить себя.
— Жаль эту твою святую книжицу... — промолвила она, когда они еще немного спустились по тропинке.
Овес ответил только после долгой паузы.
— Я легко могу достать другую, — спокойно произнес он.
— Должно быть, тяжело остаться без любимой книжки.
— Это всего лишь бумага.
— Я попрошу короля подарить тебе другую книгу со священными писаниями, — пообещала она.
— Это ерунда, не стоит беспокоиться.
— Тебе пришлось сжечь столько слов...
— Истинные слова не горят.
— А ты не так уж глуп, хотя шляпа у тебя дурацкая.
— Матушка Ветровоск, я понимаю, когда меня пытаются достать.
— Молодец.
Они молча продолжили путь. Мокрый снег пополам с градом барабанили по остроконечной шляпе матушки и широкополой шляпе Овса.
— Зря ты пытаешься заставить меня поверить в этого твоего Ома, — сказала наконец матушка.
— Ом запрещает мне это, госпожа Ветровоск. Я ведь даже не пытался вручить вам религиозную брошюру.
— Нет, но ты пытался заставить меня подумать: «О, какой приятный молодой человек, его бог, должно быть, очень хороший, раз такие приятные молодые люди помогают таким старым женщинам, как я».
— Неправда.
— Да ну? А и ладно, все равно у тебя ничего не вышло. Можно верить в людей, но только не в богов. И вот еще что, господин Овес...
— Что? — вздохнув, спросил он.
Она резко повернулась к нему, словно бы ощутила прилив сил.
— Тебе самому будет лучше, если я не буду верить в твоего бога, — сказала она, постучав по его груди острым пальцем. — Этот Ом... его кто-нибудь видел?
— Считается, что три тысячи человек были свидетелями его проявления у Великого Храма, когда он заключил Договор с пророком Брутой и спас последнего от мучительной смерти на железной черепахе...
— Готова поклясться, потом эти три тысячи долго спорили, что же они видели на самом деле. Я права?
— Да, конечно, существует много версий...
— Поняла, поняла. В этом все люди. Вот если бы я увидела его тогда, действительно увидела бы, меня охватил бы всепоглощающий жар. Если бы я узнала, что действительно существует бог, которому не наплевать на людей, который следит за ними, как отец, и заботится о них, как мать... О нет, ты бы не услышал от меня таких слов, как: «У каждой проблемы есть две стороны» или «Мы должны с уважением относиться к убеждениям других людей». Если бы во мне горело пламя, подобное всесокрушающему мечу, ты бы от меня доброты не дождался. Я бы не стала ждать, когда все разрешится само собой. Это если бы пламя действительно горело.  Вот ты говоришь, вы больше не приносите людей в жертву, больше не сжигаете их на кострах, но именно в этом заключается истинная вера. Приносить в жертву пламени собственную жизнь каждый божий день, превозносить его истинность, трудиться во имя его, впитывать его... Это и называется религией. А все остальное лишь... доброе  отношение. И способ поддерживать хорошие отношения с соседями.
Немного помолчав и успокоившись, матушка добавила тихим голосом:
— Как бы то ни было, если бы я действительно верила, то поступала бы именно так. Я не думаю, что сейчас считается модным  так поступать, потому что, мне кажется, увидев зло, ты начнешь заламывать руки и причитать: «Ой-ей-ей, надо же сначала все обсудить!» Вот мое мнение, господин Овес, хотя, быть может, оно и ломаного гроша не стоит. Пусть все идет своим чередом, и ты найдешь свое счастье. Не гоняйся за верой, потому что тебе никогда ее не поймать, — промолвила она, но обращалась как будто не к нему, а к самой себе. — Впрочем, возможно, ты сумеешь жить согласно своей вере.
У нее стучали зубы от холода, ветер хлопал мокрым платьем по ее ногам.
— У тебя есть при себе еще одна книга со священными писаниями? — спросила матушка.
— Нет, — ответил еще не оправившийся от потрясения Овес.
«Боже мой, — подумал он, — если она когда-нибудь обретет веру, что спустится с этих гор и прокатится по равнинам?! Боже мой... я ведь только что сказал « Боже мой»...»
— Или псалтырь?
— Нет.
— Тонкий молитвенник? Походный вариант?
— Нет, матушка Ветровоск.
— Проклятье. — Матушка Ветровоск медленно начала падать, складываясь как пустое платье.
Он бросился вперед и успел подхватить ее, прежде чем она рухнула в грязь. Тонкие бледные пальцы обхватили его запястье так сильно, что он даже вскрикнул. А потом матушка обмякла в его руках.
Что-то заставило Овса поднять взгляд.
Совсем рядом он увидел всадника в капюшоне и на белой лошади. Всадника окружало едва заметное синее сияние.
— Убирайся! — закричал Овес. — Убирайся немедленно... иначе...
Он опустил тело матушки на более или менее сухую кочку, зачерпнул горсть грязи и швырнул ее в темноту. Потом бросился вперед, отчаянно нанося удары по силуэту, который вдруг превратился в тени и клочки тумана.
Затем Овес метнулся назад, закинул матушку Ветровоск на плечо и побежал вниз по склону.
Клочки тумана за его спиной снова сложились в фигуру на белой лошади.
Смерть покачал головой.
— Я ДАЖЕ СКАЗАТЬ НИЧЕГО НЕ УСПЕЛ.

0

52

Волны черного тепла захлестнули Агнессу. Потом появилась яма и последовало падение в жаркую, душную темноту.
Она ощутила желание.  Оно несло ее вперед, будто течение.
«Хорошо, — сонно подумала она. — По крайней мере, сброшу лишний вес...»
«Ага, — согласилась Пердита. — А как насчет пары фунтов глазной туши, которые тебе придется отныне таскать на своем лице?»
Голод охватывал ее существо, заставлял быстрее двигаться вперед.
И был свет за ее спиной, лучи которого проходили мимо. Она почувствовала, что падение постепенно замедляется, словно она летела сквозь невидимые перья, но вдруг мир перевернулся, и она снова стала взлетать, понеслась быстрее, чем стрела, к расширяющемуся кругу холодного белого...
Вряд ли это были слова. Звуки тут отсутствовали как класс, только тихо что-то шуршало. Но то были тени слов, следы, которые слова оставляют, после того как их произносят, и она почувствовала, как ее собственный голос пытается заполнить пространство, которое внезапно начинало обретать форму. «Я... этого... не... допущу...»
Свет взорвался.
Кто-то собирался вбить кол прямо ей в сердце.
— Стдт? — пробормотала Агнесса, откидывая руку с колом в сторону.
Попыталась еще что-то произнести — не получилось. Наконец ей удалось выплюнуть изо рта лимон.
— А ну, прекрати! — крикнула она на этот раз со всей убедительностью, на которую только была способна. — Что ты делаешь, черт тебя возьми? Я что, похожа  на вампира?
Мужчина с колом и киянкой замялся, а потом постучал пальцем себе по шее.
Агнесса подняла руку к горлу и нащупала два припухших рубца.
— Он промахнулся! — сказала она, еще раз отводя в сторону кол. — Кто снял с меня чулки? И это запах кипящего уксуса? А что делают маковые семена в моем лифчике? Ну, если чулки снимала не женщина, вас всех ждут серьезные  неприятности, уж я обещаю!
Толпившиеся вокруг стола люди растерянно переглянулись, немного подрастеряв свою уверенность, — настолько яростно она сопротивлялась.
Агнесса почувствовала, как что-то коснулась ее уха, и подняла взгляд. Над ней висели звезды, кресты, кольца и еще какие-то предметы более сложной формы, в которых он узнала религиозные символы. Она никогда не испытывала тяги к вере, но знала, как выглядят многие религиозные атрибуты.
— А все это, — она обвела вокруг себя рукой, — абсолютная безвкусица.
— Она не похожа на вампиров, — признал мужчина. — Совсем не похожа. И она дралась с ними.
— Мы видели, как один из них укусил ее! — выкрикнула какая-то женщина.
— Он промахнулся, было слишком темно... — возразила Агнесса, осознавая, что на самом деле клыки Влада попали прямо в цель.
Голод постепенно усиливался. Он не был похож на те темные желания, что владели ею в темноте, и тем не менее чувство голода было сильным и настойчивым. Рано или поздно ей придется поддаться.
— Я сейчас убить готова за чашку чая, — сказала она.
Это решило исход дела. Как правило, чай не тот напиток, что предпочитают вампиры.
— И можно, я вытряхну из лифчика эти зернышки? — продолжила Агнесса, поправляя платье. — А то я чувствую себя какой-то маковой плетенкой.
Люди немного отошли, она опустила ноги со стола и сразу увидела лежавшего на полу вампиpa. «Другого  вампира», — чуть было не подумала она.
Мужчина был одет в длинный сюртук и цветастую жилетку, правда, сейчас его одежда была заляпана кровью и грязью. Из груди его торчал кол. С более точным определением личности возникли некоторые проблемы, поскольку было непонятно, куда девалась его голова.
— Как вижу, по крайней мере одному из них не удалось улизнуть, — промолвила Агнесса, с трудом подавляя тошноту.
— Даже двум, — поправил мужчина с киянкой. — Еще одного мы сожгли. Но они убили городского голову и господина Влака.
— Хочешь сказать, остальным удалось сбежать? — спросила Агнесса.
— Да. Они все еще сильны, правда, летать почти не могут.
Агнесса показала на обезглавленного вампира.
— Это... Влад? — спросила она.
— Это который из них?
— Тот, что... укусил меня... Пытался укусить.
— Щас проверим. Эй, Петр, покажи-ка ей башку.
Молодой мужчина послушно направился к камину, надел перчатку, снял с большой кастрюли крышку и достал оттуда за волосы чью-то голову.
— Это не Влад, — констатировала Агнесса, проглотив комок в горле.
«Точно, — подтвердила Пердита. — Влад был выше ростом».
— Они направляются в свой замок, — сказал Петр. — Пешком! Ты б видела, как они пытались взлететь! Точно испуганные куры!
— В замок... — повторила Агнесса.
— И они должны успеть до первых петухов, — с довольным видом произнес Петр. — Но срезать по лесу им не удастся. Вервольфы.
— Что? Я думала, что вампиры и вервольфы неплохо ладят...
— Возможно, так может показаться на первый взгляд, — хмыкнул Петр. — А на самом деле они глаз друг с друга не спускают, ждут, кто первым мигнет. — Он окинул взглядом комнату. — Мы-то ничего не имеем против вервольфов. Большую часть времени они нас не трогают. Мы не слишком-то быстро бегаем, им с нами неинтересно.
Он осмотрел Агнессу с головы до ног.
— Что ты с ними сотворила? В смысле, с вампирами?
— Я? Ничего... Не знаю... — смутилась Агнесса.
— Они даже не смогли покусать нас.
— И постоянно ругались между собой, — добавил мужчина с киянкой.
— На тебе остроконечная шляпа, — заметил Петр. — Ты навела на них ведьмовские чары?
— Я... я не знаю. Правда не знаю.
Ее природная честность столкнулась с основными ведьмовскими принципами. Одним из наиболее важных аспектов ведьмовства было лукавство, и было бы крайне глупо не поставить себе в заслугу эти необъяснимые, но весьма благоприятные события.
— Или... это все-таки я?
— Мы хотим отправиться за ними в погоню, — сказал Петр.
— Но они, наверное, уже далеко?
— А мы срежем. По лесу.

На плече Джейсона Ягга зияла большая рана, и струйки дождя окрашивались в алый цвет. Он прижимал к ране тряпку.
— Неделю или две придется ковать левой, — поморщившись, сказал он.
— У них отличная зона обстрела, — буркнул Шон, прятавшийся за пивной бочкой, которая совсем недавно использовалась для «обмывания» новорожденной принцессы. — Это ведь замок. Лобовой атакой его не возьмешь.
Вздохнув, он прикрыл ладонью оплывающую свечу, чтобы ее не задул ветер. Тем не менее они предприняли именно что лобовую атаку. Никто не погиб только потому, что защитники цитадели были абсолютно и беспробудно пьяны. Правда, парочке осаждавших придется какое-то время хромать. Затем ланкрцы предприняли так называемую «задовую» атаку (Шон искренне гордился тем, что изобрел новый военный термин), но бойницы были расположены даже над кухонными окнами. Затем одному ланкрцу удалось вскарабкаться по стене, и он предпринял «крышевую» атаку, но все двери, ведущие на крышу, оказались крепко запертыми изнутри. Так он и остался торчать как дурак на крыше замка.
Сейчас Шон попытался найти какую-нибудь полезную информацию в древних военных дневниках генерала Тактикуса. Этот генерал настолько успешно и разумно вел свои военные кампании, что впоследствие его имя было присвоено целому разделу военной науки. Шон даже нашел раздел, озаглавленный «Что делать, если одна армия занимает хорошо укрепленную и недосягаемую позицию, а другая — наоборот», но первое же предложение гласило: «Постараться оказаться на месте первой», — и Шон потерял к дневникам всякий интерес.
Остальные члены ланкрского ополчения прятались за камнями и перевернутыми телегами, ожидая, когда он поведет их в атаку.
Что-то почтительно звякнуло. Это Большой Биф-Джим, служивший по совместительству укрытием для еще двоих солдат, отдал честь своему главнокомандующему.
— Я полагаю, — произнес он, — что если мы разведем большой огонь перед дверями, то сможем выкурить их оттудова.
— Хорошая мысль, — одобрил Джейсон.
— Но это же королевская дверь, — возразил Шон. — Я и так получил от его величества нагоняй за то, что не вычистил на этой неделе выгребную яму...
— Он может послать маме счет.
— Это подстрекательские разговоры, Джейсон! Я мог бы тебя дебом... дебимо... Мама была бы тобой очень недовольна!
— Кстати, а где король? — спросил Даррен. — Бездельничает, наверное, пока наша мамочка решает за него все проблемы, а мы тем временем находимся под вражеским огнем.
— Ты же знаешь, у него слабые легкие, — сказал Шон. — Он и так ведет себя очень мужественно, учитыва...
Его перебил жуткий, пронесшийся по двору замка вопль. Это был хриплый вопль, в нем звучали первобытные нотки — какому-то дикому зверю причинили боль, и сейчас он намеревался поскорее передать эту боль другому. Ополченцы испуганно переглянулись.
В ворота ворвался Веренс. Шон узнал его только по вышивке на ночной рубашке и пушистым шлепанцам. Король держал над головой огромный меч и бежал прямо к дверям цитадели, а крик волочился где-то сзади.
Меч воткнулся в дерево. Шон услышал, как задрожала толстая дверь.
— Он сошел с ума! — закричал Даррен. — Нужно поймать бедолагу, пока его не подстрелили!
Они вдвоем кинулись к судорожно пыхтящему королю, который стоял на двери параллельно земле и пытался вытащить меч.
— Послушайте, ваше вели... Аргх!
— А, жри полной рожей люлей!
Даррен попятился назад, закрывая лицо руками.
Крошечные фигурки заполнили двор замка. Это походило на нашествие каких-то мелких вредителей.
— Гиббонсы!
— Кирдыкс!
— Нак-мак-Фигли!
Раздался еще один крик. Это Джейсон, пытавшийся умерить излишний монарший пыл, узнал, что прикосновение к царственной особе, возможно, и лечит некие болезни скальпа, но прикосновение скальпа царственной особы способно привести к тому, что нос приобретает весьма забавную плоскую форму.
Вокруг в землю втыкались стрелы.
Шон схватил Большого Биф-Джима за лапу.
— Их же перестреляют, как куропаток! Тут даже пьяный попадет! — крикнул он сквозь жуткий шум. — Иди за мной!
— А чо делать-то?
— Чистить сортир!
Тролль вслед за Шоном обогнул замок и оказался там, где во всем своем зловонном великолепии возвышалась на фоне ночного неба известная на все королевство Звонница. Эта башня была проклятием всей жизни Шона. В нее опорожнялись все замковые уборные, а в обязанности Шона входила чистка башни и перенос содержимого в вырытые в парке ямы. Благодаря инновациям Веренса в компостной области, содержимое этих ям очень быстро превращалось, собственно, в Ланкр . Последнее время замок был битком набит всяким народом, а поэтому Шоновы еженедельные упражнения с лопатой и тачкой уже не были такими спокойными и уединенными, как прежде. Конечно, он сам позволил работе... накопиться, не выполняя ее несколько последних недель, но он что, должен всем на свете заниматься?
Махнув рукой, Шон приказал Большому Биф-Джиму подойти к двери в основании Звонницы. Троллей, к счастью, практически не беспокоили запахи органического происхождения, зато те же тролли с легкостью отличали по запаху одну породу известняка от другой.
— Откроешь дверь по моему сигналу, — велел Шон, отрывая от рубахи полосу ткани и обматывая ее вокруг стрелы. Он пошарил в карманах в поисках спичек. — А когда откроешь дверь, — продолжил он, поджигая ткань, — беги отсюда очень быстро, понял? Приготовился... Открывай!
Большой Биф-Джим дернул за ручку. Когда дверь распахнулась, раздался едва слышный свист.
— Беги! — закричал Шон, натянул тетиву и выпустил стрелу в открытую дверь.
Горящая стрела исчезла в зловонной темноте. После паузы в несколько ударов сердца башня взорвалась.
Это произошло очень медленно. Зелено-синий огонь вспыхивал на этажах, лениво поднимаясь все выше и выше, выбивая камни из стен, отчего башня красиво искрилась. Потом, как лепестки, раскрылись стропила крыши, и под облака взлетело бледное пламя. А потом время, звук и движение вернулись, и раздался «бум».
Буквально через несколько секунд двери замка распахнулись и на улицу посыпались солдаты. Первый же из них мгновенно схлопотал промеж глаз от баллистически настроенного короля.
Шон как раз собирался вернуться в бой, когда кто-то тяжело упал ему на плечи и повалил на землю.
— Так-так, один из наших игрушечных солдатиков, — прошипел капрал Швиц, обнажая меч.
Он уже занес над головой клинок, когда Шон вдруг перевернулся на спину и нанес ему удар своим Ланкрским Армейским Ножом Для Мирного Времени. Возможно, у Шона было время выбрать между Устройством Для Препарирования Парадоксов, Приспособлением Для Отделения Мельчайших Зерен Надежды и Штопороподобной Штуковиной Для Исследования Реальности Бытия, но так уж случилось, что под руку ему попался Инструмент Для Скорейшего Завершения Споров, который и обеспечил ему полную и безоговорочную победу.
На землю пролился очень короткий и очень теплый ливень.
Ну... в некотором роде ливень.
Зато определенно теплый.

0

53

Агнессе никогда не приходилось видеть такой толпы. Толпа, как она знала по своему ограниченному опыту, должна быть шумной. А эта была тихой. На улицу вышли почти все жители города; многие, к удивлению Агнессы, привели с собой детей.
Пердита тоже была удивлена. «Они собираются убивать вампиров, — сказала она. — И дети будут смотреть на это».
«Отлично, — подумала Агнесса. — Так и должно быть».
«Но потом детей будут мучить кошмары!» — ужаснулась Пердита.
«Нет, — подумала Агнесса. — Наоборот, кошмары навсегда уйдут. Порой требуется знать наверняка, что чудовище убито. И помнить об этом, чтобы рассказывать внукам».
— Они пытались превратить людей в вещи, — громко сказала она.
— Прошу прощения, госпожа? — переспросил Петр.
— Да так... мысли вслух.
Но откуда эти мысли берутся? Даже Пердита недоумевала. Особенно когда она предложила горожанам послать гонцов в другие города и рассказать о том, что произошло нынешней ночью. Как правило, она не отличалась столь изощренным коварством.
Но Агнесса помнила выражение ужаса на лице городского головы, которое сменилось сосредоточенной непроницаемостью, когда он пытался задушить графа своей золотой цепью. Вампир убил его одним ударом, едва не разорвав пополам.
Она коснулась пальцами ранок на шее. Вампиры никогда не промахиваются, но Влад определенно промахнулся, потому что она так и не превратилась в вампира. Она даже не испытывала ни малейшего желания съесть бифштекс с кровью. Когда на нее никто не смотрел, Агнесса экспериментировала над собой — проверяла, не появилась ли у нее способность к левитированию. В результате выяснилось, что она, как и прежде, весьма привлекательна для тяготения. Сосать кровь — нет, никогда, даже если это будет входить в сверхэффективную диетическую программу, а вот летать ей понравилось.
«Ты изменилась», — сказала Пердита.
— В чем?
— Что-что, госпожа?
«Стала более резкой... раздражительной... злой».
— Может, пришло время стать такой.
— Что-что, госпожа?
— Да нет, ничего. Кстати, у вас тут лишнего серпа не найдется?

Вампиры перемещались быстро, но беспорядочно, они скорее не летели, а тренировались для участия в чемпионате мира по прыжкам в длину.
— Мы сожжем этот неблагодарный  город дотла, — простонала графиня, тяжело опускаясь на землю.
— Именно что дотла, — подтвердила Лакримоза. — Но только после.  Вот к чему приводит доброта, отец. Надеюсь, ты наконец все понял.
— И это после того, как ты полностью оплатил строительство колокольни, — сказала графиня.
Граф провел рукой по горлу, на котором еще виднелись алые метки от звеньев золотой цепи. Он никогда не поверил бы, что простой человек может быть таким сильным.
— Да, возможно, это правильный план действий, — согласился он. — Впрочем, стоит позаботиться, чтобы об этом узнали все.
— Думаешь, такие  новости сами собой не распространятся? — поинтересовалась опустившаяся на землю рядом с графом Лакримоза.
— Скоро рассвет, Лакки, — с трудом сдерживаясь, сказал граф. — Именно благодаря моему обучению ты воспримешь его всего-навсего как легкое неудобство, а не как причину обратиться в горстку пепла. Задумайся об этом.
— Это сделала старуха Ветровоск, да? — спросила Лакримоза, начисто игнорируя призыв оценить отцовскую мудрость. — Она перенеслась куда-то и теперь нападает на нас. Вряд ли она вселилась в ту мелкую девчонку. Кстати, Влад, надеюсь, ее не было в той толстухе? Там хватило бы места. Эй, ты меня слышишь?
— Что? — рассеянно спросил Влад.
Они уже миновали поворот дороги, и вдалеке замаячил замок.
— Я видела, как ты пытался укусить ее. Герой-любовник наконец-то сдался! Как романтично. Но людям удалось оттащить ее от тебя. Хотя им придется подыскать кол подлиннее, чтобы добраться до ее жизненно важных органов.
— Вряд ли, скорее всего, эта ведьма перенеслась в какое-то другое место, — сказал граф. — Она вселилась в кого-то, кто тогда находился в зале...
— Наверное, в одну из ведьм, — пожала плечами графиня.
— Гм-м...
— Или в этого глупого священнослужителя, — сказала Лакримоза.
— Очень возможно, — кивнул граф. — Но я так не думаю.
— Неужели... в Игоря? — изумилась дочь.
— Эту гипотезу я даже не рассматриваю, — фыркнул граф.
— А я по-прежнему считаю, что это была толстая Агнесса.
— Не такая уж она и толстая, — угрюмо заметил Влад.
— В конце концов, она все равно надоела бы тебе. И только путалась бы под ногами, как и все другие, — сказала Лакримоза. — Традиционно на  память оставляют локон волос, а не весь череп.
— Она не похожа на других.
— Только потому, что ты не можешь читать ее мысли? Неужели тебе и дальше было бы с ней интересно?
— По крайней мере, я хоть кого-то укусил,  — напомнил Влад. — А с тобой что случилось?
— Да, Лакки, ты вела себя очень странно, — подтвердил граф, когда они допрыгали до подъемного моста.
— Я сразу поняла бы, если бы она спряталась во мне — огрызнулась Лакримоза.
— А вот в этом я не уверен, — откликнулся граф. — Ей, главное, отыскать слабое место...
— Отец, она самая обычная ведьма. А мы ведем себя так, словно она обладает какой-то чудовищной силой...
— Может, это все-таки была Агнесса? — сказал граф и бросил на сына взгляд лишь немногим более долгий, чем это было необходимо.
— Мы уже рядом с замком, — попыталась примирить их графиня. — Пораньше ляжем спать, потом будем чувствовать себя намного лучше.
— Наши лучшие гробы увезли в Ланкр, — обиженно буркнула Лакримоза. — Кое-кто  был так уверен в себе...
— Не смей разговаривать со мной таким тоном, барышня! — одернул ее граф.
— Мне уже двести лет, — огрызнулась Лакримоза. — Как хочу, так и говорю.
— Но не с родным отцом!
— Мам, хоть один раз попробуй вести себя так, словно у тебя есть пара собственных мозговых клеток!
— Отец не виноват,  что все сорвалось!
— Далеко не все,  моя дорогая! Это не более чем временная неудача!
— Она перестанет быть временной, когда мясо из Воронау расскажет обо всем своим дружкам! Влад, хватит хандрить, хоть ты меня поддержи...
— Ну, узнают они, и что? Да, кто-то поднимет восстание, но в итоге оставшиеся в живых поймут, что были не правы, — сказал граф. — А мы тем временем разберемся с ведьмами. И с этой королевской дочкой.
— Но мы, полагаю, должны обойтись с ними достаточно вежливо?
— О, не думаю, что стоит заходить настолько далеко, — усмехнулся граф. — Возможно, мы оставим их в живых...
Что-то упало рядом с ним на мост. Он нагнулся, чтобы поднять странный предмет, но тут же с громким воплем отбросил его в сторону.
— Но чеснок... не должен обжигать... — пробормотал он.
— Это ефть вода из Фквинца, прямо из Ифточник Фвященной Черепахи, — раздался голос над их головами. — Фам епифкоп офвящайт ее в год Форели. — Послышалось какое-то бульканье, словно кто-то пил воду. — Это бывайт год офобенно удачный для благофловения, — продолжил Игорь. — Вы, конечно, мочь мне не доверяйт. Трепещийт, кровофофы!
Вампиры бросились врассыпную, увидев, как с зубчатой стены, кувыркаясь, полетела бутылка.
Она разбилась о мост, и большая часть содержимого попала на одного из вампиров-прислужников, который мгновенно вспыхнул, словно его облили горящим маслом.
— Криптофер, перестань, — укоризненно произнес граф, глядя на крутящуюся волчком и вопящую фигуру. — К чему это представление? Ты же знаешь, все зависит от твоего сознания. Позитивное мышление — вот что главное...
— Он уже чернеет, — заметила графиня. — Может, ты что-нибудь предпримешь?
— Ладно. Влад, будь любезен, сбрось его с моста.
Несчастный Криптофер с воплями полетел в пропасть.
— Все это очень странно... — пробормотал граф, разглядывая свои обожженные пальцы. — Видимо... он не был одним из нас.
Из пропасти донесся громкий «плюх» — это тело Криптофера наконец достигло воды.
Остальные вампиры попытались укрыться под аркой, когда очередная бутылка разбилась совсем рядом с графом. Капля воды попала ему на ногу, и он с интересом принялся рассматривать появившийся дымок.
— Вероятно, тут какая-то ошибка, — констатировал он.
— Ты знаешь, я никогда не сую нос не в свое дело, — сказала графиня. — Но сейчас, дорогой, настоятельно рекомендую тебе придумать новый план. И предпочтительно осуществимый.
— Уже придумал, — откликнулся граф, постучав костяшками пальцев по гигантским дубовым воротам. — Предлагаю всем отойти в сторонку...
На крепостной стене Игорь толкнул нянюшку в бок. Та опустила графин с водой из Священного Фонтана Семирукого Сека и посмотрела туда, куда Игорь указывал большим пальцем .
Тучи кружились по спирали, вокруг них вспыхивал синий огонь.
— Грядейт буря! — выкрикнул Игорь. — Макушка фтрашно чефайт! Бежайт! Бежайт!
Они как раз успели добраться до башни, когда единственный разряд молнии разнес на куски ворота и раздробил камни на том самом месте, где они только что стояли.
— Это было... лихо, — прокомментировала растянувшаяся на каменном полу нянюшка.
— Они мочь управляйт погодой, — сказал Игорь.
— Проклятье! — воскликнула нянюшка. — А ведь и точно! Это известно всякому, кто хоть немного разбирается в вампирах.
— Но ф внутренняя дверь такой фокуф не ходийт. За мной!
— Чем это воняет? — спросила нянюшка, принюхавшись. — Игорь, у тебя башмаки горят!
— Шайф! Подумайт только, вфего шефть мефяцев назад эти нога бывайт фовфем как новый, — пожаловался Игорь сквозь шипение воды, которой нянюшка поливала дымящиеся башмаки. — Это ефть провода виноват, притягивайт блуждающий ток.
— А ноги ты где взял? На кого-то тоже свалился бык? — спросила нянюшка, когда они побежали вниз по лестнице.
— Дерево, — укоризненным тоном произнес Игорь. — Михаил Фвениц бывайт лефорубом. Бедняга. Практичефки ничего не офтавийт пофле фебя, но его родители говорийт, я мочь взяйт его ноги на память.
— Неожиданно любезно с их стороны.
— А я давайт им запафную руку, которая один человек флучайно рубийт фебе топором нефколько лет назад. А когда у фтарый гофподин Фвениц фовфем прощайт печень, я давайт ему печень, которая мне давайт гофподин Кочак за то, что я давайт гофпожа Кочак новый глаз.
— По-моему, люди в здешних краях не столько умирают, сколько расходятся на запчасти.
— Мы называйт это великий круговорот людей в природе.

0

54

— И в чем заключается твой новый план? — спросила Лакримоза, осторожно перешагивая через обломки ворот.
— Мы убьем всех до единого. Согласен, план далеко не оригинален, но проверен и испытан временем, — сказал граф.
Все приняли план с одобрением, только Лакримоза выглядела недовольной.
— Что, всех? Одновременно?
— О, можешь кого-нибудь оставить для себя, если хочешь.
Графиня схватила его за руку.
— Милый, это так напоминает мне наш медовый месяц! — воскликнула она. — Помнишь чудесные ночи в Гржскнвийе?
— Да, тогда мы словно обрели мир заново, — торжественно произнес граф.
— Это было так романтично... Мы познакомились с такими милыми людьми. Ты еще вспоминаешь господина и госпожу Харкер?
— О да, с большой теплотой. Их хватило почти на наделю. А теперь слушайте все. Священные символы не могут причинить нам вреда. Святая вода — это просто вода. Да, я все понимаю, но Криптофер просто не смог сосредоточиться. Чеснок — всего лишь растение семейства луковых. Лук причиняет нам вред? Мы боимся шалота? Нет. Мы просто немного устали. Зловредия, позови остальных членов клана. Мы позволим себе немного отдохнуть от благоразумия. А завтра утром настанет время нового мирового порядка, я этого не потреплю...
Он потер лоб. Граф гордился своим умом, холил его и лелеял. Но сейчас он чувствовал себя незащищенным, как будто кто-то постоянно выглядывал у него из-за спины. Он не был уверен в правильности своих мыслей. Но ведь не могла же она проникнуть в его  голову? Он обладал многовековым опытом. Неужели какая-то деревенская ведьма смогла так легко пробиться сквозь его защиту? Этого не могло быть...
У него пересохло в горле. По крайней мере, он сохранил способность отвечать зову своей природы. Но этот зов как-то странно тревожил, беспокоил.
— У нас есть... чай? — спросил он.
— А что такое чай? — в ответ спросила графиня.
— По-моему, он... растет на кустах, — сказал граф.
— Но как тогда его кусать?
— Его следует опустить... в кипящую воду, — пояснил граф и потряс головой, пытаясь избавиться от демонического наваждения.
— Живьем? — мгновенно повеселела Лакримоза.
— ... И сладкое печенье... — пробормотал граф.
— Дорогой, я думаю, ты должен постараться взять себя в руки, — сказала графиня.
— А этот... чай? — спросила Лакримоза. — Он... коричневый?
— Да, — прошептал граф.
— Я спрашиваю потому, что, когда мы были в Воронау и я попыталась укусить одного из горожан, у меня перед глазами вдруг возникла чашка с каким-то мерзким коричневым напитком.
Граф еще раз попытался взять себя в руки.
— Не понимаю, что со мной происходит. Поэтому давайте придерживаться того, что знаем точно. Будем следовать зову крови...

Вторым погибшим в битве за вампирский замок стал Варго — худощавый юноша, который на самом деле превратился в вампира лишь потому, что думал, будто бы его ждут встречи с множеством привлекательных девушек. А еще ему сказали, что ему очень идет черное. Но потом он обнаружил, что все интересы вампиров в основном вращаются вокруг очередного приема пищи. Раньше он не считал горло самой привлекательной частью девичьего тела.
А сейчас Варго хотел только одного — спать. Поэтому, когда вампиры бросились в замок, он незаметно ускользнул в сторонку и направился в свой подвал, где его ждал любимый удобный гроб. Конечно, он был голоден, потому что в Воронау его угостили лишь ударом ноги в грудь, но у Варго было достаточно развито чувство самосохранения — он решил предоставить охоту другим, а сам собирался появиться в разгар пира.
Гроб стоял в центре темного подвала, крышка была небрежно брошена рядом. Он никогда не заправлял постель, даже когда был человеком.
Варго забрался в гроб, несколько раз повернулся, поудобнее устраиваясь на подушке, потом закрыл и запер крышку.
Два следующих события происходили практически одновременно. Одно происходило сравнительно медленно и заключалось в том, что Варго начал осознавать, что в его гробу никогда не было подушки.
Вторым событием был Грибо. Он вдруг пришел к выводу, что взбешен, как адский кот, и больше не намерен терпеть такое обращение. Сначала его трясли на какой-то штуковине с колесами, потом на него села нянюшка, и это его особенно разозлило, ведь своим дремучим звериным инстинктом он понимал, что, поцарапав нянюшку, совершит величайшую глупость в жизни, поскольку никто больше не испытывал желания его кормить.
Затем эта встреча с собакой, которая попыталась его облизать. Он поцарапал и покусал ее, но это не возымело должного эффекта. Собака начала вести себя еще более дружелюбно.
Наконец он нашел удобное место для отдыха и свернулся в клубок, а теперь кто-то пытается использовать его как подушку...
Шума почти не было. Гроб несколько раз качнулся, потом пару раз перекувырнулся.
Грибо спрятал когти и снова заснул.

— ... Гори, гори пламенем ясным... Шлеп, чавк, шлеп.
— ... И я в своей... Хвала Ому... Чавк, шлеп.
Овес спел почти все гимны, которые знал, — даже очень старые, которые давно не пел, но тем не менее помнил, потому что слова в них были хорошими. Он пел их громко и вызывающе, дабы разогнать сомнения и ночную тьму. Также пение помогало ему не обращать внимания на тяжесть матушки Ветровоск. За последнюю милю матушка страшно потяжелела, в особенности после того, как он пару раз, поскользнувшись, упал. Всякий раз матушка падала сверху.
Один башмак Овса остался в трясине. Его шляпа плавала в какой-то луже. Колючки разорвали его плащ в клочья...
Он снова поскользнулся и опять упал. Матушка свалилась с его плеча на поросшую осокой кочку.
Видел бы его сейчас брат Мельхио...
Ухтыястреб пролетел мимо и сел на ветку сухого дерева всего в нескольких ярдах. Овес ненавидел эту тварь. Она походила на какого-нибудь демона. Летала абсолютно уверенно, хотя ничегошеньки не могла видеть из-за колпачка. А стоило ему только подумать о ней, как птица тут же поворачивала голову и таращилась на него невидящими глазами. Овес снял второй, по сути дела уже ненужный, башмак (когда-то он так блестел, а сейчас его кожа поскарябалась и покрылась трещинами) и неумело метнул его в птицу.
— Убирайся, нечестивая тварь!
Птица даже крылом не взмахнула. Башмак пролетел мимо.
Потом Овес попытался подняться на ноги, но вдруг ощутил запах горелой кожи.
Две струйки дыма струились с обеих сторон из под колпачка.
Рука Овса машинально потянулась к шее, чтобы привычным движением сжать черепаховый медальон, но его там не было. А ведь за этот медальон он заплатил в Цитадели целых пять оболов! Но теперь уже поздно было жалеть о том, что он пожадничал и повесил медальон на цепочку, которая стоила всего одну десятую обола. Наверное, медальон сейчас мокнет в какой-нибудь грязной луже или утонул в вонючей трясине...
Кожа колпачка быстро сгорела, и вырвавшийся наружу свет был настолько ярким, что Овес едва мог рассмотреть силуэт птицы. Этот свет превратил мрачный пейзаж в линии и тени, окаймил золотом каждую травяную кочку, каждое дерево — и погас настолько неожиданно, что в глазах Овса еще долго плавали фиолетовые круги.
Когда его дыхание и самообладание наконец восстановились, птица уже летела над пустошью.
Овес вскинул бесчувственное тело матушки Ветровоск на плечо и побежал за птицей.
Тропинка вела дальше и дальше вниз по склону. Грязь и листья папоротника скользили под ногами. Ручьи текли вниз из каждой ямки, по каждой канавке. Иногда ему казалось, что он не идет, а только лишь контролирует скольжение вниз, отталкиваясь от камней, плюхаясь в лужи, зарываясь в кучи листьев.
И тут он увидел освещенный вспышками молнии замок. С трудом сохраняя вертикальное положение на каменистом склоне, Овес продрался сквозь колючий кустарник и упал на дорогу, в который раз ощутив всей спиной тяжесть матушки Ветровоск.
Матушка шевельнулась.
— ... Немного отдохнуть от благоразумия... Убить их всех... Я этого не потреплю... — пробормотала она.
Ветер сдул с ветки капли дождя на ее лицо, и она открыла глаза. В первое мгновение Овсу показалось, что у нее красные зрачки, но тут же он почувствовал на себе взгляд ее ледяных синих глаз.
— Значит, уже прибыли? — спросила матушка.
— Да.
— А что случилось с твоей священной шляпой?
— Потерял, — резко ответил Овес. Матушка осмотрела его повнимательнее.
— И твой волшебный амулет пропал, — заметила она. — С черепахой и маленьким человечком на ее спине.
— Это не волшебный амулет, госпожа Ветровоск! Понятно? Волшебный амулет — это символ примитивного и механистического идолопоклонства, в то время как Черепаха Ома — это... это... совсем другое. Понимаешь?
— Теперь — да. Спасибо, что объяснил, — сказала матушка. — Помоги мне встать, а?
Овес с трудом владел собой. Он тащил эту старую су... склочницу столько миль, продрог до костей, а она ведет себя так, словно сделала ему громадное одолжение.
— А волшебное слово? — прорычал он.
— О, не думаю, что такой религиозный человек, как ты, должен забивать себе голову всякими волшебными  словами, — фыркнула матушка. — Священные слова куда лучше. Например: делай, что говорят, иначе я тебя искореню. Всегда действуют.
Он помог ей подняться на ноги, все еще кипя от непереваренного гнева, и даже поддержал, когда она покачнулась.
Со стороны замка донесся крик, который тут же смолк.
— Не женский, — заметила матушка. — Полагаю, девочки уже начали. Надо бы им помочь...
Ее поднятая рука тряслась. Ухтыястреб слетел с дерева и устроился у матушки на запястье.
— А теперь помоги мне добраться до ворот.
— Не стоит благодарности, всегда рад услужить, — пробормотал Овес и посмотрел на птицу, которая тут же повернула к нему закрытую колпачком голову.
— Это ведь... второй феникс, верно? — спросил он.
— Да, — сказала матушка, глядя на замок. — Просто феникс. Ни одно существо не способно выжить в одиночку. Каждой твари по паре.
— Но он похож на маленького ястреба.
— Потому что родился среди ястребов. Если бы он вылупился из яйца в курятнике, то был бы похож на цыпленка. Таков порядок. И он останется ястребом, пока ему не понадобится превратиться в феникса. Очень застенчивые птицы. Если выразиться совсем правильно: он, возможно,  когда-нибудь станет фениксом...
— Слишком много скорлупок...
— Да, господин Овес. А когда феникс откладывает два яйца? Когда ему это необходимо. Ходжесааргх был прав. Феникс по своей природе — птица. Сначала птица, а уж потом миф.

Замковые ворота болтались на петлях, железная окантовка превратилась в скрученные полосы металла, дерево еще дымилось — но кто-то все же попытался прикрыть ворота. Высеченная в камне летучая мышь над останками арки говорила гостям все, что следовало знать об этом замке.
Колпачок сидевшего на запястье матушки ухтыястреба затрещал и принялся дымиться. Из-под кожи появились язычки пламени.
— Он знает, что они натворили, — пояснила матушка. — Вылупился с этими знаниями. Фениксы делятся знаниями друг с другом и не выносят зла.
Птица повернула голову в сторону Овса и впилась в него раскаленным добела взглядом. Священнослужитель, инстинктивно попятившись, попытался закрыть глаза рукой.
— Постучи, — велела матушка, кивнув на огромное железное кольцо, что висело на одной из расщепленных створок.
— Что? Ты хочешь, чтобы я постучался!  В дверь вампирского  замка?
— Мы собираемся проникнуть туда тайком. Кстати, вы, омниане, хорошо умеете стучать в двери.
— Да, разумеется, — сказал Овес, — но обычно только для того, чтобы разделить молитву или заинтересовать людей нашими брошюрами. — Он несколько раз поднял и опустил кольцо. Глухие удары разнеслись по долине. — А не для того, чтобы мне вырвали горло!
— Представь, что ты забрел на улицу, где живут особенно несговорчивые люди, — посоветовала матушка. — Постучи еще... Может, они прячутся за диваном?
— Ха!
— А вот ты, господин Овес, — хороший человек? — поинтересовалась матушка, когда эхо ударов стихло. — Без своей священной книжки, священного амулета и священной шляпы?
— Э... Я пытаюсь быть таким... — неуверенно произнес он.
— Что ж... Сейчас мы это и узнаем, — сказала матушка. — Нас ждет огонь, господин Овес, мы почти рядом. И сейчас мы оба все узнаем.

0

55

Нянюшка бежала вверх по лестнице. За ней по пятам гнались два вампира. Вампиры передвигались неуклюже, поскольку еще не привыкли к тому, что не могут летать, но мешало им не только это.
— Чая! — кричал один. — Я хочу... чая!  Нянюшка распахнула дверь на крепостную стену. Вампиры выскочили следом и споткнулись о выставленную ногу появившегося из тени Игоря.
Он поднял две заостренные ножки от стола.
— Как нафчейт кол, ребята?! — возбужденно закричал он. — Фледовайт говорить, что вы любийт  мои пауки!
Переводя дух, нянюшка прислонилась к стене.
— Матушка где-то рядом, — задыхаясь, произнесла она. — Сама не знаю, откуда мне это известно. Но только матушка умеет вот так вот дурить головы. Чаю им, видите ли, хочется...
Грохот дверного молотка гулко разнесся по двору замка. Одновременно открылась на другом конце стены дверь, и из нее появились с полдюжины вампиров.
— Они ведут себя страшно тупо, верно? — сказала нянюшка. — Дай-ка еще пару колышков.
— Колы кончайтфя, нянюшка.
— Хорошо, тогда передай мне бутылку со святой водой... Быстрее!
— Ни одной не офтавайтфя, нянюшка.
— У нас что, совсем ничего  нет?
— Ефть апельфин, нянюшка.
— Апельсин?
— Лимоны заканчивайтфя.
— И что будет, если я воткну в вампирскую пасть апельсин? — спросила нянюшка, пожирая глазами приближающихся тварей.
Игорь почесал затылок.
— Ну, думайт, этот вампир будейт потом меньше болеть. .
Стук в ворота снова разнесся по замку. Несколько вампиров крадучись пересекли двор.
Нянюшка заметила, как за искореженной створкой мелькнул какой-то свет и внутри ее сразу сработал некий рефлекс. Когда вампиры приблизились к воротам, она схватила Игоря за шиворот и прижала к каменным плитам.
Арка взорвалась, камни и доски разлетелись во все стороны от непрерывно расширявшегося, ослепительного огненного шара. Вампиры едва успели отчаянно завопить, как пламя поглотило их и унесло.
Когда свет стал менее ярким, нянюшка осторожно выглянула во двор.
Над разбитой аркой парила птица размерами с дом и с крыльями шире замка.

* * *

Всемогучий Овес поднялся на карачки. Жаркое пламя бушевало вокруг, и грохот стоял неимоверный. Его кожа уже должна была обуглиться, но вопреки здравому смыслу пламя для него было не более смертоносным, чем горячий пустынный ветер. В воздухе пахло камфарой и специями.
Он поднял глаза. Языки пламени окутывали матушку Ветровоск, но выглядели странно прозрачными, не совсем  реальными. По ее платью пробегали зеленоватые и золотистые искорки. Огонь обнимал матушку, терзал ее одежду.
Ведьма посмотрела на Овса сверху вниз.
— Сейчас ты находишься в крыльях феникса, господин Овес, — крикнула она сквозь шум. — И не горишь.
— Но как...
— Ты ведь ученый! Самцы любят покрасоваться, верно?
— Самцы? Так это самец феникса?
— Да!
Птица взлетела. Вернее, взлетело огромное пламя в форме птицы, внутри которого, похожий на голову кометы, был едва заметен силуэт настоящего феникса. «Но какой из этих двоих настоящий?..» — хмыкнул он про себя.
Птица взлетела на башню. Быстро смолкший крик сообщил о том, что кто-то из вампиров был недостаточно проворен.
— А он сам себя не сожжет? — слабым голосом спросил Овес.
— Вряд ли, — ответила матушка, перешагивая через обломки ворот. — Иначе какой смысл?
— Значит, это волшебный огонь...
— Говорят, от тебя одного зависит, сгоришь ты в нем или нет, — пояснила матушка. — Я часто наблюдала за фениксами, когда была еще девочкой. А узнала об их существовании от своей бабки. В особо морозные ночи можно было видеть, как они, зеленоватые и золотистые, танцуют в небе над Пупом...
— Ты, наверное, имеешь в виду центральное сияние, — постаравшись придать себе ученый вид, сказал Овес. — Но на самом деле причиной его возникновения являются магические частицы, ударяющие по...
— Я не знаю причин его возникновения, — перебила матушка, — но в небе танцевали фениксы. — Она протянула ему руку. — Давай обопрись на меня.
— Ты боишься, что я вот-вот упаду? — спросил Овес, не спуская глаз с горящей птицы.
— Именно.
Когда она оперлась на его руку, птица откинула голову и громко закричала на небо.
— А я считал ее аллегорическим существом, — сказал священнослужитель.
— Что ж... Аллегории тоже хотят жить, — усмехнулась матушка Ветровоск.

Вампиры не относятся к коллективным существам. Такие черты, как сотрудничество и взаимовыручка, противоречат самой их природе. Любой другой вампир — это соперник, претендующий на твою пищу. На самом деле идеальной для вампира является ситуация, когда все остальные вампиры уничтожены и практически никто не верит в твое существование. Вампиры склонны помогать друг другу ровно настолько же, насколько к этому склонны акулы.
Упыри абсолютно такие же. Разница лишь в терминологии.
Остатки клана спешили по коридору к заманчиво приоткрытой двери.
Ведро с коктейлем вод, освященных Рыцарем Оффлера, первосвященником Ио и человеком настолько святым, что он не стригся и не мылся целых семьдесят лет, упало на первых двух вампиров, имевших неосторожность войти в дверь.
Самого графа и членов его семьи не было в числе беглецов. Семейство Сорокула тихонько свернуло и улизнуло в боковую башню. А зачем еще нужны подчиненные, как не затем, чтобы первыми входить во всякие подозрительные двери?
— Нет, пап, ну как ты мог... — начала было Лакримоза и, к своему немалому удивлению, тут же получила от отца увесистую затрещину.
— Нам всем надо соблюдать спокойствие, — сказал граф. — Для паники нет причин.
— Ты ударил  меня!
— И получил от этого большое удовольствие, — признал граф. — Только внимательность и осторожность могут нас спасти. Именно благодаря им мы выживем.
— Ничего не получается! — закричала Лакримоза. — Я — вампир! Я должна жаждать крови! А я мечтаю о чашке чая с тремя кусочками какого-то сахара, хотя даже понятия не имею, что это такое! Неужели ты не понимаешь, эта старуха что-то с нами сотворила?!
— Это невозможно, — возразил граф. — Для человека она весьма проницательна, но вряд ли она могла проникнуть в твою голову или мою...
— Но ты даже разговариваешь, как она! — закричала Лакримоза.
— Не теряй присутствия духа, дорогая, — сказал граф. — Помни: то, что не убивает, делает нас сильнее.
— А то, что убивает, делает нас мертвыми!  — огрызнулась Лакримоза. — Ты же видел, что случилось с другими! Ты и сам обжег себе пальцы!
— На краткий миг утратил сосредоточенность, — кивнул граф. — Старая ведьма не представляет угрозы. Она — вампир. И подчиняется  нам. Очень скоро она посмотрит на мир другими глазами...
— Ты совсем рехнулся? Криптофер погиб!
— Он позволил себе испугаться.
Все члены семьи уставились на графа. Влад и Лакримоза переглянулись.
— Я в высшей степени уверен в себе, — сообщил граф. Его улыбающееся, раздражающе спокойное лицо было похоже на посмертную маску. — Мой разум подобен скале. Нервы мои крепки. Вампира, владеющего собой, невозможно победить. Разве не этому я вас учил? Гм, а это что такое?
Его рука резким движением выхватила из кармана некую картонку.
— Отец, опять ты за сво... — Лакримоза застыла, а потом резко закрыла лицо ладонью. — Убери! Убери! Это же Агатский Хлонг Судьбы!
— Вот именно, и представляет он из себя три прямые линии, которые обвиты еще двумя...
— И я бы никогда о нем ничего не знала, если б ты не приставал ко мне со всякими глупостями, старый дурак! — закричала девушка, попятившись от отца.
Граф повернулся к сыну.
— И ты тоже так... — начал он.
Влад отскочил, прикрывая глаза руками.
— Мне больно!  — закричал он.
— Ну и ну, вы двое, видимо, давно не практиковались, — удивился граф и стал переворачивать карточку, чтобы самому посмотреть на нее.
Он мгновенно зажмурился и отвернулся.
— Что ты с нами сделал?  — закричала Лакримоза. — Ты постоянно тыкал в нас этими дурацкими картинками! Они были раскиданы по всему дому! У каждой религии — свой символ. Ты же сам учил нас, тупой козел! Линии, крестики, круги... — Она бросила взгляд на каменную стену за спиной изумленного брата и вздрогнула. — Куда ни глянь, везде увидишь что-нибудь святое. Ты научил нас разбираться в образах!  — прорычала она, оскалившись на отца.
— Скоро рассвет, — взволнованно произнесла графиня. — Нам будет больно?
— Нет! Конечно нет! — воскликнул граф Сорокула, когда все посмотрели на струившийся из высокого окна бледный свет. — Это всего-навсего приобретенная психохроматическая привычка! Предрассудок! Все это происходит только в ваших головах!
— А что еще происходит в наших головах, отец? — холодно осведомился Влад.
Граф двинулся по кругу, не спуская глаз с Лакримозы. Девушка рычала, сжимая и разжимая пальцы.
— Я спросил...
— В наших головах содержится только то, что мы сами туда вложили! — взревел граф. — Я видел разум этой старой ведьмы! Он слаб.  Она способна лишь на дешевые трюки. И она не могла проникнуть в нас! Нам что, нечего больше обсудить?
Он оскалился на Лакримозу.
Графиня принялась отчаянно обмахиваться.
— По-моему, мы все немного  перевозбудились, — сказала она. — Думаю, нам надо успокоиться и выпить по чашечке... по чашечке... чая... чашечке...
— Мы — вампиры! — закричала Лакримоза.
— Тогда давайте поступать как вампиры! — заорал в ответ граф.

0

56

Агнесса открыла глаза, нанесла удар ногами, и мужчина с колом и молотком сразу же потерял всякий интерес к вампирам — вместе с сознанием.
— Вшз... — На этот раз Агнесса достала изо рта фигу. — Вбейте в свои тупые головы, я — не вампир. А это — не лимон. Это — фига. И не спускайте глаз с этого типа с колом. У него явно нездоровый интерес. Думаю, это какой-то психологический комплекс...
— Я бы не позволил ему довести дело до конца, — пробормотал рядом с ней Петр. — Но ты вела себя очень странно, госпожа, а потом и вовсе лишилась сознания. Вот мы и решили, что надо бы проверить, кто именно очнется...
Он выпрямился. Жители Воронау стояли среди деревьев. Мрачные лица освещало мерцающее пламя факелов.
— Все в порядке, она по-прежнему не одна из них, — объявил Петр.
Люди сразу подуспокоились. «А ты действительно изменилась», — сказала Пердита.
— А ты — нет? — огрызнулась Агнесса. Она чувствовала себя так, словно болталась на ниточке, которую дергали невидимые руки.
«Нет. Если ты не забыла, я та, которая наблюдает».
— Что? — переспросил Петр.
— Я действительно надеюсь, что это скоро пройдет, — сказала Агнесса. — У меня ноги заплетаются! И двигаюсь я как-то странно! Все мое тело стало другим!
— Э... Ну что, идем к замку? — предложил Петр.
— Она  уже там, — промолвила Агнесса. — Не знаю как, но...
Замолчав, она оглядела обеспокоенные лица людей и вдруг осознала, что думает сейчас именно так, как думала бы матушка Ветровоск.
— Да, — медленно сказала она. — Полагаю... То есть нужно идти туда немедленно. Люди должны сами убивать своих вампиров.

Нянюшка торопливо спускалась по лестнице.
— Я же говорила тебе, там, внизу, матушка Ветровоск. Говорила же! Я знала, она просто выжидает подходящий момент! Ха! Хотела бы я посмотреть на того кровососа, который смог бы одержать над ней верх!
— А вот я не хотейт бы! — с жаром произнес Игорь.
Нянюшка перешагнула через вампира, который в темноте не заметил хитрую ловушку из проволоки, тяжелого груза и кола, и открыла дверь во двор замка.
— Эй, Эсме, приветик!
Матушка Ветровоск сразу оттолкнула Овса и самостоятельно шагнула нянюшке навстречу.
— С девочкой все в порядке? — спросила она.
— Маграт и Эсм... малышка Эсме заперлись в склепе. Там очень крепкая дверь.
— Иихохраняйт Охвофток, — добавил Игорь. — Нафтоящий фторожевой пеф.
Матушка, удивленно подняв брови, осмотрела Игоря с головы до ног.
— Не уверена, что знакома с... этими господами,  — промолвила она.
— О, это Игорь, — представила нянюшка. — Весьма разночеловечный  человек.
— Именно так мне и показалось, — кивнула матушка.
Нянюшка смерила испепеляющим взглядом всемогучего Овса.
— А его ты зачем притащила?
— Не смогла отвязаться, — пожала плечами матушка.
— Лично я всегда прячусь за диваном, — посоветовала нянюшка.
Овес отвернулся.
Откуда-то с крепостной стены донесся крик. Феникс обнаружил очередного вампира.
— Все кончено, осталось только подмести пыль, — сказала нянюшка. — Кстати, не слишком-то они были умными...
— Граф все еще здесь, — констатировала матушка.
— Лично я за то, чтобы спалить этот замок дотла и вернуться домой, — сказала нянюшка. — Вряд ли граф в ближайшее время решит навестить Ланкр...
— Толпа идейт, — сообщил Игорь.
— А я ничего не слышу, — удивилась нянюшка.
— Я имейт хороший уши, — пояснил Игорь.
— Да, понимаю, не у каждого есть возможность выбрать.
Послышался топот множества ног по мосту, и волна людей перекатилась через обломки ворот.
— Кажется, это Агнесса? — удивилась нянюшка.
В обычной ситуации она ни с кем не перепутала бы Агнессу, но сейчас было что-то в ее походке, в каждом шаге, как будто ее башмаки вдруг поссорились с самой землей. А руки, как решительно она ими размахивала...
— Я этого не потерплю! — закричала Агнесса, подходя к матушке. — У меня путаются мысли. Это ведь все твоих рук дело, да? Ну, или не рук...
Матушка коснулась пальцами ран на ее шее.
— Понятно, — сказала она. — Один из них укусил тебя, да?
— Да! И ты почему-то стала разговаривать со мной!
— Не я. Думаю, это говорило то, что проникло в твою кровь, — объяснила матушка. — И кто эти люди? Почему этот мужчина пытается поджечь стену? Он что, не знает, что камни не горят?
— О, это Клод, он иногда бывает слишком уж уперт. Кстати, если он возьмет в руку кол, сразу предупредите меня, хорошо? И все они из Воронау. Это маленький городок неподалеку отсюда... Сорокулы обращались с ними как с... домашними животными.  Как пытались обращаться с нами там, в Ланкре! Они превратили Воронау в какую-то ферму!
— Прежде чем уходить, надо разобраться с графом, — сказала матушка. — Иначе он обязательно вернется — тайком или...
— Э... Прошу прощения, — вмешался Овес, который, казалось, размышлял о чем-то своем. — По-моему, кто-то упомянул, что королева заперта в склепе?
— Безопаснее места даже не придумать, — кивнула нянюшка. — Там огромная толстая дверь, и она запирается изнутри...
— Но ведь дома тоже безопасны от вампиров? — спросил Овес. — Как бы?
Матушка резко повернулась к нему.
— Что ты имеешь в виду?
Овес машинально отступил на шаг.
— Ага, я поняла, — сказала нянюшка. — Все в порядке, мы не настолько глупы. Она откроет дверь только нам...
— Я имел в виду: разве дверь остановит вампиров?
— Это ведь дверь.
— Ну и что, что дверь... Они же умеют принимать иные обличья. Допустим, превращаться в туман. .. — Под испытующими взглядами ведьм Овес поежился. — По-моему, умеют. И по-моему, это известно всякому, кто хоть немного разбирается в вампирах...
Матушка повернулась к Игорю.
— Ты что-нибудь знаешь об этом?
Игорь несколько раз открыл и закрыл рот.
— Фтарый граф никогда ничего подобного не делайт, — наконец сказал он.
— Да, — сказала нянюшка. — Но он играл честно.
Из глубин замка донесся вой, который вдруг резко стих.
— Это ефть Охвофток! — закричал Игорь, срываясь с места.
— Охвофффток? — переспросила Агнесса, наморщив лоб.
Нянюшка схватила ее за руку и потащила вслед за Игорем.
Матушка зашаталась. У нее начали закатываться глаза.
Взглянув на нее, Овес мгновенно принял решение. Он театрально схватился за голову и брякнулся на пыльный пол.
Матушка часто-часто заморгала и, взглянув на него сверху вниз, покачала головой.
— Ха! Уже сломался, да? — прохрипела она. Трясущиеся пальцы потянулись к Овсу. Он сжал их в ладони и осторожно поднялся, стараясь случайно не дернуть матушку за руку.
— Ты не могла бы мне помочь? — взмолился он.
Матушка с благодарностью навалилась на него.
— Ну конечно, — сказала она. — А теперь давай поищем кухню.
— Что? Зачем нам кухня?
— После такой тяжелой ночки чашка чая будет в самый раз, — сказала матушка.

Раздался второй удар, и засовы яростно загремели. Маграт поплотнее прижалась спиной к двери, а лежавший рядом Охвосток угрожающе зарычал. Возможно, виной всему была избыточная хирургия, но рычал он одновременно в нескольких тональностях.
Потом снова воцарилась тишина — еще более ужасающая, чем удары в дверь.
Какой-то едва слышный звук заставил Маграт опустить глаза. Из замочной скважины струился зеленоватый дымок.
Он был густым и выглядел каким-то маслянистым...
Метнувшись в другой конец комнаты, Маграт схватила банку, в которой хранились лимоны, оставшиеся от загадочного и столь высокого ценимого Игорем старого графа. Она сорвала с банки крышку и подставила ее под замочную скважину. Когда дым доверху заполнил банку, она бросила туда несколько зубчиков чеснока и плотно закрыла крышку.
Банка запрыгала по полу.
Маграт задумчиво посмотрела на колодец. Заглянув в него, она услышала далеко внизу шум воды. Хотя чему тут удивляться? В горах было много подземных рек.
Она занесла банку над отверстием и разжала руки. Потом быстренько захлопнула крышку колодца.
В углу заворочалась маленькая Эсме. Маграт мигом подскочила к ней и принялась яростно трясти погремушкой.
— Смотри-смотри, какой красивый кролик... — пробормотала она, после чего бросилась обратно к двери.
По ту сторону слышался какой-то шепоток. А потом голос нянюшки Ягг произнес:
— Все в порядке, дорогуша, они у нас в руках. Можешь открывать дверь. Ну же!
Маграт закатила глаза.
— Нянюшка, это действительно ты?
— Конечно, дорогая.
— Слава богам! А теперь расскажи мне тот анекдот про старуху, священнослужителя и носорога, и я открою тебе дверь.
Повисла пауза, потом опять раздались шепотки.
— Дорогая, у нас совсем нет времени, — наконец произнес нянюшкин голос.
— Ха-ха, неплохая попытка, — усмехнулась Маграт. — Я сбросила одного из вас в реку! Кто это был?
Снова тишина, а потом...
— Мы думали, графиня сумеет убедить тебя прислушаться к голосу разума, — ответил граф.
— К сожалению, из банки ее не слышно, — сказала Маграт. — Кстати, если хотите, может повторить попытку, банок у меня хватает.
— Мы надеялись, ты будешь вести себя разумно, — ответил граф. — Однако же...
Дверь вздрогнула, и запоры выскочили из стены. Маграт схватила девочку и, вскинув руку, попятилась.
— Только подойдите! Видите вот это? Проколю насквозь!
— Это плюшевый медвежонок, — фыркнул граф. — Даже если ты его как следует наточишь, боюсь, у тебя все равно ничего не получится.

0

57

* * *

Дверь была такой твердой, что древесина больше напоминала камень с некой волокнистой структурой. Кто-то давным-давно всерьез задался задачей рассчитать максимальную силу, которую может развить самая решительная толпа, и сконструировал дверь именно с учетом такой силы.
Дверь была открыта.
— Но я лично слышала, как она задвигала засовы! — закричала нянюшка.
Перед дверью валялась разноцветная куча шерсти. Игорь опустился рядом с ней на колени и поднял безжизненную лапу.
— Они убивайт Охвофток! Ублюдки!
— Они схватили Маграт и девочку! — рявкнула нянюшка.
— Он бывайт мой единфтвенный друг!
Нянюшка вытянула руку и, несмотря на свои небольшие размеры, легко подняла Игоря за воротник.
— У тебя появится очень серьезный  враг, и очень скоро,  приятель, если ты не поможешь нам немедленно! Ну все, все... — Свободной рукой она достала из панталон огромный скомканный носовой платок. — Высморкайся как следует!
Раздался звук, словно кто-то вдруг включил противотуманную сирену.
— Куда они могли их увести? — спросила нянюшка, когда сирена наконец отключилась. — Замок буквально кишит жаждущими мести селянами!
— Он вфегда виляйт хвофт, тыкайт меня холодный ноф, — всхлипывая, произнес он.
— Игорь, куда?!
Игорь показал своим пальцем (ну, не совсем своим, но одним из тех, что принадлежали ему в настоящее время) на дальнюю дверь.
— Она уходийт подвал, — сказал он. — Оттуда они выходийт через железные ворота долина. Вы никогда их не ловийт!
— Но дверь по-прежнему заперта! — воскликнула Агнесса.
— Тогда они ефть еще в замок, но это ефть очень, очень глюпо...
Его перебил оглушительный звук органа, от которого задрожал пол.
— Среди жителей Воронау, случаем, не было музыкантов? — спросила нянюшка, отпуская Игоря.
— Откуда мне знать? — пожала плечами Агнесса. Раздались еще два аккорда, и с потолка посыпалась пыль. — Они хотели вбить кол мне в сердце, а потом сварить мою голову в уксусе! Во всяком случае, никаких мелодий они при этом не насвистывали!
Орган снова взревел, как будто призывая всех к себе.
— Но почему они не сбежали? — удивилась нянюшка. — Они ведь могли бы зарыться куда-нибудь в землю и... О...
— Матушка не побежала бы, — сказала Агнесса.
— Верно, матушка Ветровоск всегда любила решающие сражения, — промолвила нянюшка, загадочно улыбаясь. — А они думают как матушка. Каким-то образом она заставила их так думать...
— И матушка тоже так думает? — спросила Агнесса.
— Будем надеяться, до сих пор не разучилась, — откликнулась нянюшка. — Пошли.

Лакримоза нажала на регистр с надписью «Ужасное Лицо В Окне» и услышала аккорд, напоминающий раскаты грома и слегка механический крик.
— К счастью, папа, мы пошли не в тебя и не в твою сумасшедшую семейку, — сказала она. — Хотя, если эту штуковину соединить с камерой пыток, может получиться очень даже ничего. Вопли станут гораздо натуральнее.
— Почему мы ведем себя так нелепо? — спросил Влад. — Женщина и девочка у нас в руках. Почему мы до сих пор здесь? На свете много других замков.
— Это будет выглядеть позорным бегством, — пояснил граф.
— Зато мы выживем, — ответил Влад, потирая лоб.
— Мы никогда не отступаем, — сказал граф. — О нет, прошу вас, ближе не подходите...
Последние слова были адресованы остановившейся в замешательстве толпе. В отсутствие центрального мозга толпы вообще останавливаются очень быстро, и в данном случае замешательство было вызвано присутствием Маграт и младенца.
У Влада на лбу красовался синяк. Деревянный утенок на колесиках — серьезное оружие, особенно если посильнее бросить:
— Вот и молодцы, — одобрил граф, прижимая к себе малышку Эсме.
Маграт, извиваясь, пыталась вырваться из другой его руки, но он сжимал ее запястье словно клещами.
— Вот видите? Абсолютное повиновение. Как в шахматах. Стоит убрать ферзя, и победа у тебя в кармане. А потеря нескольких пешек не имеет значения.
— Ты не больно-то высокого мнения о нашей маме, — заметил Влад.
— Поверь, я к ней очень привязан, — возразил граф. — И она обязательно найдет способ вернуться, а небольшое приключение только пойдет ей на пользу. Какой-нибудь рыбак в конце концов найдет банку, и вы даже глазом моргнуть не успеете, как мама снова будет с нами, такая сытая, такая здоровая... А, бесценная госпожа Ягг...
— Даже не пытайся подлизываться! — рявкнула нянюшка, пробиваясь сквозь ошеломленную толпу. — Я по горло сыта твоим подлизывательным подлизыванием, господин Подлиза! Освободи обеих девочек, а не то...
— О, как быстро мы добрались до «а не то», — вздохнул граф. — Но я скажу тебе вот что: вы все немедленно покинете замок, а там посмотрим. Возможно, мы отпустим королеву. Но маленькую принцессу... Она так очаровательна, верно? Она может остаться нашей гостьей. Она несколько оживит этот замок...
— Она вернется с нами в Ланкр! Сволочь! — закричала Маграт.
И в который раз попыталась вырвать руку из стальных клешней графа, чтобы влепить ему пощечину. Но его пальцы еще сильнее сжали ее запястье, и Агнесса заметила, как Маграт побелела.
— Королеве не подобает использовать такие слова, — промолвил граф. — Я все еще очень силен, даже для вампира. Но пожалуй, ты права. Мы все  вернемся в Ланкр. Будем жить большой дружной семьей в вашем замке. Наш замок... несколько поистрепался. О госпожа Ягг, только не вини во всем происшедшем себя. За тебя это сделают другие...
Он вдруг замолчал. Едва слышный звук становился все громче и громче. Он был ритмичным и звонким.
Толпа расступилась. Вперед вышла матушка Ветровоск, что-то помешивая ложечкой в чашке.
— Молока так и не нашла, — сообщила она. — Хотя я не удивлена. Отрезала кусочек лимона, но это не то, совсем не то...
Она положила ложечку на блюдце — звонкий «дзынь» прокатился по залу — и улыбнулась графу.
— Я не опоздала?

Друг за другом с грохотом отодвигались засовы.
— ... Это заходийт флишком далеко, — бормотал Игорь. — Фтарый мафтер никогда не...
Дверь громко заскрипела, поворачиваясь на петлях, ржавчина на которых взращивалась долгими годами. Из темноты пахнуло прохладным сухим воздухом.
Игорь, повозившись со спичками, зажег факел.
— .. . Я понимайт, отдых ефть отдых, но это ведь позор...
Он пробежал длинными темными коридорами, некоторые из которых были выложены камнем, а некоторые — пробиты в скале, и очень скоро оказался в зале — совершенно пустом, за исключением стоявшего по центру каменного саркофага, на котором крупными буквами было высечено: «СОРОКУЛА».
Вставив факел в светильник, Игорь снял куртку и с большим трудом сдвинул тяжелую крышку в сторону.
— Извиняйт, мафтер, — прохрипел он, когда крышка с грохотом упала на пол.
Внутри саркофага заискрился при свете факела прах.
— ... Приходийт фюда, вфе портийт...
Игорь поднял тулуп, достал из кармана толстый матерчатый сверток, развернул его на камне, и свет отразился от набора скальпелей, игл и ножниц.
— .. . Теперь угрожайт маленькому ребенку... Вы, мафтер, так никогда не пофтупайт... Только ф любящий приключения девушка фтарше фемнадцати, которые так замечательно выглядайт в ночных рубашках...
Он выбрал скальпель и осторожно коснулся лезвия мизинцем левой руки.
Проступила капелька крови, она становилась все больше, пока не упала на прах. Из саркофага появился дымок.
— Это вам за Охвофток, — с мрачной ухмылкой произнес Игорь.
Когда он подошел к двери, из гроба уже валил белый туман.

— Я — пожилая женщина, — сказала матушка, обводя толпу мрачным взглядом. — Неужели никто не предложит мне присесть?
Мгновенно откуда-то притащили скамью. Матушка села и впилась взглядом в графа.
— Итак, о чем вы тут говорили?
— Эсмеральда... — улыбнулся граф. — Наконец-то ты к нам присоединилась. Зову крови невозможно сопротивляться, ведь верно?
— Надеюсь, — сухо откликнулась матушка.
— Мы уйдем отсюда вместе, госпожа Ветровоск.
— Ты отсюда никуда не уйдешь, — сказала матушка и снова принялась помешивать чай.
Вампиры не сводили глаз с ложечки.
— У тебя нет выбора, ты обязана мне повиноваться и сама прекрасно это знаешь, — сказал граф.
— О, выбор есть всегда, — возразила матушка.
За отцовской спиной Влад и Лакримоза наклонились друг к другу и принялись о чем-то перешептываться. Граф поднял взгляд.
— Ты не можешь сопротивляться, — промолвил он. — Даже ты на такое не способна.
— Ну, не стану утверждать, будто бы мне это ничего не стоило... — пожала плечами матушка и опять взялась за ложечку.
Шепот стал громче.
— У нас королева и девочка, — прорычал граф. — Насколько мне известно, вы высоко их цените.
Матушка поднесла чашку к губам.
— Ну, убей их, — сказала она. — Не больно-то тебе это поможет.
— Эсме! — одновременно выкрикнули нянюшка и Маграт.
Матушка поставила чашку обратно на блюдце. До Агнессы донесся тяжелый вздох Влада. Она и сама чувствовала желание...
«Я догадалась, что она сделала», — сказала Пердита. «Я тоже», — подумала Агнесса.
— Он блефует, — сказала матушка.
— Стало быть, ты нисколечко не будешь возражать, если твоя королева станет вампиром? — осведомилась Лакримоза.
— У нас была одна такая в Ланкре, — небрежно бросила матушка. — Бедняжку укусил кто-то из вас. Перебивалась бифштексами с кровью и прочей гадостью. И насколько я знаю, никогда никого не кусала. Другула Пронзевшая — слышали о такой?
— Пронзевшая?
— Как я сказала, кровь она не употребляла. Но против доброго кровопролития ничуть не возражала. Просто запретила себе пить кровь, хотя той еще гадиной была. Кстати, вы тоже не обязаны пить кровь.
— Ты ничего  не знаешь об истинных  вампирах!
— О, я о них знаю, и куда больше, чем ты думаешь. Взять, к примеру, Гиту Ягг.
Нянюшка удивленно заморгала. Матушка Ветровоск было подняла чашку, но тут же снова ее опустила.
— Гита любит выпить. Утверждает, что пьет только лучшее  бренди... — Нянюшка согласно закивала. — ... Но таково лишь ее желание , а в действительности она вполне и пивом обойдется, как и все нормальные люди. — Нянюшка пожала плечами, а матушка продолжила: — Однако вы не удовольствуетесь кровяной колбасой, ведь в действительности вам нужна власть над людьми. Я знаю всех вас так, как знаю саму себя. И знаю наверняка, вы не допустите, чтобы с головы этой девочки даже один-единственный волосок упал. Ну, если б, конечно, у нее уже были волосы... — Матушка принялась рассеянно помешивать ложечкой в чашке. — Просто не сможете.
Она подняла чашку и провела ею по краю блюдца. Губы Лакримозы алчно приоткрылись.
— Я нахожусь здесь только потому, что хочу понять: чего именно вы заслуживаете — справедливости или милосердия. Это вопрос выбора.
— Ты действительно думаешь, мы не сможем причинить вред какому-то мясу?  — спросила Лакримоза, решительно шагнув вперед. — Смотри же!
Она опустила руку к девочке и как ужаленная отдернула ее.
— Не сможете, — сказала матушка.
— Я чуть не сломала себе пальцы!
— Какая досада, — хмыкнула матушка.
— Ты вложила что-то в эту девочку... что-то ведьмовское... — пробормотал граф.
— И кому в голову могла прийти такая нелепая мысль? — фыркнула матушка, а стоявшая за ее спиной нянюшка потупилась — Итак, вот мое предложение. Ты возвращаешь нам Маграт и принцессу, а мы отрубаем вам головы.
— И это ты называешь справедливостью? — осведомился граф.
— Нет, это я называю милосердием,  — ответила матушка и поставила чашку на блюдце.
— Во имя всего святого, женщина, ты будешь наконец пить этот проклятый чай или нет?  — взревел граф.
Матушка сделала глоток и поморщилась.
— О чем я только думала? Пока болтала с вами, чай остыл, — сказала она и медленно вылила чай на пол.
Лакримоза застонала.
— Думаю, это скоро пройдет, — продолжала матушка все тем же спокойным голосом. — Но пока  вы не сможете причинить вред девочке, вы не сможете причинить вред Маграт, от одной мысли о крови вас будет тошнить, а убежать вы не сможете, потому что никогда не отказывались от схватки...
— Пройдет что?  — спросил Влад.
— Стены вашего разума очень прочны, — сонно заметила матушка. — Мне никогда сквозь них не пробиться.
Граф улыбнулся. Матушка тоже улыбнулась.
— И поэтому я не стала этого делать.

0

58

* * *

Туман клубился в склепе, обволакивая пол, стены и потолок. Струился вверх по ступеням, по длинному туннелю, туманные волны накатывались друг друга, словно вели непримиримую битву за существование.
Куда-то бежавшая неосторожная крыса слишком поздно заметила приближение опасности. Туман поглотил ее, раздался короткий писк, а когда туман рассеялся, на полу остались только крошечные белые косточки.
Словно из ниоткуда, возникли такие же маленькие косточки, но уже собранные в скелет. В одной лапке скелет держал миниатюрную косу, а на плечи его был наброшен плащ с капюшоном. Стуча костяными лапками по каменным плитам, существо подошло к убитой крысе.
— Писк? — жалобно произнес дух крысы.
— ПИСК — ответил Смерть Крыс. Ну а зачем еще что-то знать?

— Ты все пытался понять, куда я спрятала свою сущность, — сказала матушка. — А я никуда и не уходила. Я просто поместила ее в нечто живое, а вы это нечто взяли. Вы сами пригласили меня, я — в каждой мышце ваших тел, я — в ваших головах. Я была в крови,  граф. В крови. И это не я превратилась в вампира. Это вы превратились в матушку Ветровоск. Все вы. Ведь вы всегда прислушивались к зову крови.
Граф смотрел на нее, широко открыв рот от изумления.
Ложечка со звоном упала на пол, потревожив едва заметный белый туман. Он стекал со стен, постепенно сужая круг, в центре которого стояли вампиры.
Сквозь толпу пробился Игорь и встал рядом с нянюшкой.
— Все ефть зер гут, — сообщил он. — Я не мочь позволяйт, чтобы это продолжайтфя, такой позор, такой фтыд...
Туман поднялся кипящей башней, а затем возникло такое ощущение, словно последовательность событий вдруг нарушилась, словно время как-то расщепилось... и в следующий момент за спинами Влада и Лакримозы выросла чья-то фигура. Ростом незнакомец был лишь чуть выше среднего мужчины, а фрак, в который он был одет, давным-давно вышел из моды. Его тронутые сединой волосы были аккуратно зачесаны назад, за уши, поэтому создавалось впечатление, что голову конструировали с учетом принципов аэродинамики.
Пальцы с ухоженными ногтями крепко сжали плечи молодых вампиров. Лакримоза было повернулась, собираясь впиться в наглеца ногтями, но тот оскалился, словно тигр, и она сразу съежилась от страха.
А потом лицо его приобрело почти человеческое выражение, и незнакомец улыбнулся. Как будто был искренне рад всех видеть.
— Доброе утро, — поздоровался он.
— Еще один поганый вампир? — осведомилась нянюшка.
— Не ефть обычный вампир, — пояснил Игорь, радостно прыгая с ноги на ногу. — Это ефть мой фтарый мафтер! Крафный Глаз возвращайтфя!
Матушка поднялась и, не обращая внимания на державшую молодых вампиров фигуру (и Влад, и Лакримоза как-то присмирели), подошла к графу.
— Я знаю все, на что ты способен и на что не способен, — сказала она. — Потому что ты впустил меня в себя. Это значит, ты не можешь того же, чего и я. И думаешь ты сейчас так же, как я, только разница в том, что я занималась этим куда дольше, а значит, у меня лучше получается.
— Ты — мясо! — прорычал граф. — Умное мясо!
— И ты сам меня пригласил, — повторила матушка. — Я ведь не из тех, кто заявляется без приглашения.
Девочка на руках у графа вдруг расплакалась. Он резко выпрямился.
— Ты в самом деле так уверена, что я не смогу причинить вреда этому ребенку?
— Я бы этого не смогла, значит, не сможешь и ты.
Лицо графа исказилось. Он сражался со своими чувствами и одновременно с Маграт, которая пыталась лягнуть его в лодыжку.
— А ведь все могло быть так хорошо... — пробормотал он, и впервые его голос утратил уверенность.
— Хорошо для тебя! — закричала Агнесса.
— Мы — вампиры, и мы не можем бороться с тем, что мы есть.
— Только животные не способны бороться со своей природой, — сказала матушка. — Так ты отдашь мне ребенка?
— А если я... — начал граф, но вдруг гордо вскинул голову. — Нет! Я не должен торговаться! И я буду сражаться с тобой твоими же методами! Вряд ли кто посмеет остановить меня, если я сейчас уйду. Посмотри на себя... Посмотри на меня. А теперь... на него. — Он кивнул на фигуру, державшую будто окаменевших Влада и Лакримозу. — Ты этого  хочешь?
— Извини... куда я должна посмотреть? — уточнила матушка. — О... «фтарый мафтер» Игоря? Старый граф Сорокула, насколько понимаю?
Старый граф изящно поклонился.
— К вашим услугам, мадам.
— Сомневаюсь, — фыркнула матушка.
— А чо, он был вполне нормальным! — донесся из толпы голос Петра. — Появлялся раз в несколько лет, и никаких проблем не было, главное — про чеснок не забывать. И он вовсе не пытался нам понравиться.
Старый граф улыбнулся ему.
— Твое лицо мне знакомо. Один из семейства Рави, если не ошибаюсь?
— Не ошибаешься, господин. Меня зовут Петр, я Гансов сынок.
— Верно, такие же черты лица. Передавай привет бабушке.
— Она скончалась десять лет назад, господин.
— Неужели? Какая жалость. Как быстро в могиле летит время. — Старый граф вздохнул. — В ночной рубашке она выглядела просто сногсшибательно.
— Нормальный был граф!.. — раздался еще чей-то голос из толпы. — Иногда покусывал нас, но мы привыкли.
— Знакомый голос, — сказал вампир. — Ты из Вейзенов?
— Да, господин.
— А Арно Вейзен кем тебе приходится?
— Прадедушкой, господин.
— Славный был парень. Семьдесят пять лет назад сразил меня одним ударом. Попал колом точно в сердце с двадцати шагов. Ты можешь им гордиться.
Лицо мужчины просияло от гордости за предка.
— Тот кол до сих пор висит у нас над камином, ваше сиятельство.
— Приятно слышать. Жаль, старые традиции постепенно уходят...
— Этого не может быть! — вдруг заорал граф Сорокула. — Неужели вы предпочитаете его? Он ведь чудовище!
— Зато он никогда не пытался их контролировать! — в ответ заорала Агнесса. — И не подписывал с ними никаких соглашений!
Граф Сорокула вместе с заложницами медленно пятился к двери.
— Нет, — сказал он. — Так, как вы хотите, не будет. Если кто думает, что я не смогу причинить вреда этим очаровательным заложницам, пусть попробует остановить меня. Неужели кто-то действительно верит этой старухе?
Нянюшка Ягг открыла было рот, но, заметив взгляд матушки, тут же захлопнула его. Толпа расступилась перед графом, и он подтащил Маграт к двери.
И наткнулся на фигуру всемогучего Овса.
— Сын мой, не думал ли ты впустить в свою жизнь Ома? — спросил священнослужитель. Его голос дрожал. Лицо блестело от пота.
— О... опять ты,  — нахмурился граф. — Мой мальчик, если я уж с ней справляюсь, то с тобой вообще никаких проблем не возникнет.
Овес держал перед собой топор так, словно тот был сделан из какого-то драгоценного и очень хрупкого металла.
— Изыди, сила нечестивая... — начал он.
— Ну и ну... — покачал головой граф, отводя топор в сторону. — Ты так ничему и не научился, глупец? Маленький глупец со своей маленькой глупой верой в маленького глупого божка...
— Эта вера... позволяет мне видеть вещи в истинном свете, — с трудом произнес Овес.
— Правда? И ты решил, что сможешь помешать мне? Топор — даже не священный символ!
— О. — Лицо Овса удрученно вытянулось. Он опустил топор, и плечи его обвисли.
Но потом вскинул голову, широко улыбнулся и произнес:
— Тогда... мы сделаем его таковым!
И топор с шелестящим звуком скользнул по дуге, оставляя в воздухе золотистый след.
После чего упал на каменные плиты. В мертвой тишине его падение прозвучало как удар колокола. Овес выхватил девочку из безвольных рук вампира и передал ее Маграт, которая молча прижала дочку к груди.
Первым звуком, нарушившим тишину, было шуршание платья матушки, которая встала со скамьи и направилась к упавшему топору. Подойдя, она толкнула его ногой.
— Если у меня и есть недостаток, — тон ее подразумевал, что такая возможность действительно существует, но лишь теоретически, — то заключается он в том, что я не знаю, когда нужно поворачиваться и бежать. Кроме того, я часто блефую, хотя карта у меня хуже некуда.
Ее голос разносился по залу. Все слушали затаив дыхание.
Она кивнула графу, который очень медленно поднял руки к алой зияющей ране на шее.
— Топор был острым , — сообщила матушка. — Кто сказал, что в мире нет милосердия? Главное — не кивай. Кто-нибудь проводит тебя, уложит в прохладный удобный гроб, лет пятьдесят мигом пролетят, и возможно, ты проснешься достаточно умным, чтобы не делать больше всяких глупостей.
Толпа постепенно оживала. Раздались чьи-то, пока неуверенные голоса. Матушка покачала головой.
— Они хотят, чтобы ты стал более мертвым, — пояснила она графу, который смотрел прямо перед собой застывшим взглядом и пытался остановить кровь, которая все сильнее текла между его пальцев. — Есть всякие способы. Мы можем сжечь тебя, а пепел развеять над морем...
Толпа одобрительно вздохнула.
— ... Или дождаться урагана и пустить по ветру...
Послышались робкие аплодисменты.
— ... Или заплатить какому-нибудь моряку, чтобы тот увез тебя на Край и там скинул в море.
На сей раз матушка удостоилась одобрительного свиста.
— Конечно, когда-нибудь ты вернешься. Но болтаться в пространстве несколько миллионов лет... лично мне это кажется очень скучным. — Она вскинула руку, успокаивая толпу. — Пятьдесят лет, чтобы все обдумать, — это мне куда больше нравится. Людям нужны вампиры. Они помогают не забывать, зачем нам были даны колья и чеснок.
Она щелкнула пальцами, обращаясь к толпе.
— Кто-нибудь, двое, проводите его в склеп. И выказывайте покойному уважение...
— Но это такая малость! — выходя из толпы, воскликнул Петр. — После всего того, что он...
— Вот когда он вернется, тогда и разберетесь, — отрезала матушка. — И вбейте в головы своих детишек одну простую истину: людоеду нельзя доверять, пусть даже он пользуется ножом и вилкой! И еще помните: вампиры приходят только туда, куда их приглашают!
Толпа отступила. Матушка немного успокоилась.
— А сейчас это мой выбор. Я тут решаю. — Она наклонилась к искаженному ужасом лицу графа. — Ты пытался лишить меня разума, — сказала она чуть тише. — А он для меня — все. Подумай об этом. Попробуй понять.  — Она отступила. — Уведите его!
Она повернулась к высокому вампиру.
— Итак... ты — старый мастер, верно?
— Алисон Ветровоск? — с удивлением спросил он. — У меня хорошая память на шеи.
Матушка на мгновение застыла.
— Что? Нет! Откуда тебе известно это имя?
— Она проезжала по здешним местам лет сто назад. У нас была краткая встреча, а потом она отрубила мне голову и вбила в сердце кол. — Граф вздохнул. — Очень энергичная женщина. Ты ее родственница, насколько понимаю. Увы, я потерял счет поколениям.
— Внучка, — слабым голосом произнесла матушка.
— Игорь говорит, вокруг замка летает феникс...
— Думаю, он скоро улетит.
Граф кивнул.
— Мне всегда нравились эти птицы, — сказал он с некоторой тоской. — Когда я был молодым, их было так много. Они делали ночь... красивой. Тогда все было намного проще... — Он помолчал и чуть громче добавил: — Но сейчас мы живем в современном мире.
— Да, именно так они говорят, — пробормотала матушка.
— Но я бы, мадам, не больно-то обращал на их слова внимание. Лет через пятьдесят они уже не будут столь современными. — Он потряс молодых вампиров, как кукол. — Приношу извинения за поведение моего племянника. Оно противоречит традициям вампиров. Наверное, люди из Воронау захотят их убить? Это меньшее, что я могу сделать.
— Но они ведь твои родственники! — воскликнула нянюшка Ягг, когда толпа радостно рванулась вперед.
— Да, но мы, вампиры, никогда не изображали из себя счастливых семей.
Влад умоляюще посмотрел на Агнессу и протянул к ней руки.
— Ты же не позволишь им убить меня, правда? Не дай им поступить так со мной! Мы могли бы... у нас могла бы... Ты ведь не допустишь этого?!
Толпа остановилась. Его слова звучали как мольба. Сотня пар глаз уставилась на Агнессу.
Она взяла его за руку. «Думаю, мы сможем его перевоспитать», — сказала Пердита. Но Агнесса думала о Воронау, об очередях, о детях, которые играли, ожидая неизбежного, о том, что ночью зло может быть по-звериному жестоким, а днем — серым, как дождь...
— Влад, — произнесла она ласково, глядя ему прямо в глаза, — я бы с удовольствием подержала им пальто.
— Похвально, девочка, похвально, — сказала матушка, подходя сзади, — но этого не случится. Забирай их, граф. Научи чтить традиции. Научи быть глупыми.
Граф кивнул и улыбнулся во весь свой клыкастый рот.
— Обязательно. Иногда, чтобы жить дальше, нужно умереть, а потом восстать из могилы обновленным. Я научу их.
— Ха! Ты не живешь, граф. Живет феникс. А ты просто притворяешься живым, хотя на самом деле мертв. Теперь убирайтесь, все!
Снова возник раскол во времени, а потом стая сорок взлетела с того самого места, где стояли вампиры, и, громко треща, скрылась в темноте под крышей.
— Да их здесь сотни! — воскликнула Агнесса.
— Ну, вампиры умеют менять облик, — сказала нянюшка. — И это известно всякому, кто хоть немного разбирается в вампирах.
— Интересно, а триста сорок — это к чему?
— Триста сорок — это к тому, что пора накрывать мебель чехлами, — хмыкнула нянюшка. — А мне пора крепко выпить.
Толпа, поняв, что представление закончилось, начала рассасываться.
— Почему она не позволила их уничтожить? — прошипел Петр рядом с Агнессиным ухом. — Смерть для них — слишком легкий выход!
— Ага, — согласилась Агнесса. — Именно поэтому она и не позволила им умереть.
Овес не шевелился. Он по-прежнему смотрел прямо перед собой, руки у него тряслись. Агнесса подвела его к скамье и осторожно усадила.
— Я убил его, да? — прошептал он.
— В некотором роде, — кивнула Агнесса. — С этими вампирами никогда точно не знаешь.

0

59

— У меня не было выхода! Все стало каким-то... воздух вдруг стал золотым, и был только этот момент, чтобы что-нибудь совершить...
— Вряд ли кто-то будет выражать недовольство, — сказала Агнесса.
«Согласись, а он весьма милый, — прошептала Пердита. — Если б он еще выдавил этот свой прыщ...»
Маграт села по другую сторону от Овса и принялась укачивать дочку. Пару раз она глубоко вздохнула.
— Ты поступил очень храбро, — сообщила она.
— Нет, — не согласился Овес. — Я думал, матушка Ветровоск вмешается и...
— А она и вмешалась, — поежилась Маграт. — Еще как вмешалась...
Матушка Ветровоск сидела на другом конце скамьи и поглаживала переносицу.
— А сейчас я хочу поехать домой, — сказала она. — Забраться в постель и спать целую неделю. — Она зевнула. — И чая хочется.
— Но у тебя ведь был чай! — воскликнула Агнесса. — Мы чуть слюной не захлебнулись, глядя на тебя!
— Откуда здесь взяться чаю? Я просто заварила какую-то грязь. Но я знаю, что нянюшка всегда таскает с собой пакетик чая. Где-нибудь в своих закромах. — Она снова зевнула. — Маграт, завари-ка чайку.
Агнесса открыла было рот, но Маграт жестом приказала ей молчать и передала ей девочку.
— Конечно, матушка, — сказала она, мягко толкая Агнессу обратно на скамейку. — Только узнаю у Игоря, где тут хранится чайник.

Всемогучий Овес вышел на крепостную стену. Солнце было уже высоко, свежий ветерок шелестел над лесами Убервальда. На деревьях рядом с замком трещали сороки.
Матушка, облокотившись о стену, смотрела на рассеивающийся туман.
— Похоже, день будет ясным, — весело произнес Овес.
К своему немалому удивлению, он действительно ощущал некую радость. Воздух был прозрачным, навевал мысли о будущем, которое таит в себе неограниченные возможности. Он хорошо помнил момент, когда взмахнул топором, когда оба Овса  взмахнули топором. Возможно, еще не все потеряно...
— Ближе к вечеру со стороны Пупа придет гроза, — сообщила матушка.
— Ну... по крайней мере, будущему урожаю это только на пользу.
Что-то сверкнуло в небе. При солнечном свете было трудно различить крылья феникса, они казались бледными вспышками желтизны, и виднелся лишь силуэт маленького ястреба в центре, парящего над замком.
— Как может прийти кому-то в голову убить такое существо? — спросил Овес.
— О, некоторые убивают просто ради развлечения.
— Это настоящая птица или она существует только...
— Она просто существует, — резко перебила его матушка. — Не перебарщивай с аллегориями, ими и подавиться недолго.
— Знаешь, я сейчас чувствую себя так, будто на меня снизошла благодать.
— Правда? А я каждое утро чувствую то же самое. Как увижу рассвет, так и чувствую, — хмыкнула матушка. — Доживешь до моих лет, поймешь. — Она вздохнула, а потом заговорила словно бы сама с собой. — Стало быть, она не переходила на другую сторону, что бы люди ни говорили. Хотя с этим старым вампиром нужно держать ухо востро. Но она не переходила на другую сторону. Ты же слышал его слова? Именно так он и сказал. Хотя никто его не заставлял.
— Э... да.
— Тогда она была старше меня. Бабушка Алисой была хорошей ведьмой. Палец в рот не клади. Со странностями, конечно, но у кого их нет?
— У всех, кого я знаю, странностей с избытком.
— Ага. — Матушка выпрямилась. — Ну, ладно...
— Э...
— Да?
Овес смотрел на подвесной мост и ведущую к замку дорогу.
— Там какой-то человек в заляпанной грязью ночной рубашке. Он размахивает мечом, — сообщил Овес. — Его сопровождают жители Ланкра и какие-то синие человечки... Он еще раз посмотрел вниз.
— Надеюсь, что это грязь...
— Должно быть, это король, — догадалась матушка. — Судя по воплям, Большая Агги напоила его своим варевом. Он как раз вовремя.
— Э... но ведь все уже закончилось?
— Ну, он ведь король. А короли всегда прибывают вовремя, на то они и короли. Ты ведь не станешь убеждать его в обратном? Кроме того, он все равно ничего не понимает, поскольку отведал пойла Большой Агги. Думаю, нам лучше спуститься.
— По-моему, я должен сказать тебе спасибо, — промолвил Овес, когда они подошли к винтовой лестнице.
— За то, что я помогла тебе там, в горах?
— Мир стал... другим. — Взгляд Овса скользнул по затянутой дымкой долине, по лесам и лиловым горам. — Теперь я буквально во всем вижу что-то святое.
И тут он впервые увидел искреннюю улыбку матушки Ветровоск. Обычно уголки ее рта лишь чуточку поднимались вверх — когда что-то неприятное должно было произойти с тем, кто этого заслуживал, — но на сей раз, похоже, ей было действительно приятно услышать его слова.
— Ну, значит, начало положено? — сказала она.

* * *

Карету Сорокул поставили на оставшиеся колеса и притащили в замок. А теперь она ехала обратно в Ланкр с Джейсоном Яггом на козлах. Ямы он старался объезжать — от толчков сразу начинали ныть раны. А кроме того, в карете находилась королевская чета, и в данный момент он чувствовал себя крайне преданным подданным.
Джейсон был очень крупным, очень сильным мужчиной и старался не прибегать к насилию — зачастую в этом просто не было необходимости. Иногда его вызывали в трактир, чтобы остановить серьезную стычку, так он, как правило, поднимал драчунов за воротники и разводил в стороны, чтобы они успокоились. Если это не помогало, он пару раз сталкивал их лбами — как можно более ласково.
Агрессивность никогда не производила на него впечатления, но вчера, во время битвы за Ланкрский замок, он увидел своего короля в новом свете — ему пришлось поднять Веренса над головой да так и держать, чтобы он прекратил безжалостно рубить врагов, друзей, мебель, стены и собственные ноги. Бой оказался исключительно коротким. Наемникам самим не терпелось сдаться в плен — особенно после химической атаки Шона. Сложнее всего было держать Веренса подальше от наемников, чтобы те успели сдаться.
В общем, Джейсон был потрясен.
Тем временем король Веренс лежал в карете, устроив голову на коленях у жены, и тихонько постанывал, когда она вытирала его лоб платком...
А на почтительном расстоянии от кареты ехала повозка с ведьмами. Впрочем, в ней было больше храпа, чем ведьм.
Храп матушки Ветровоск обладал первобытной индивидуальностью. Поскольку взрастал и воспитывался он в полной свободе. Некому было пресечь его взревы пинком, толчком в поясницу или подушкой, используемой вместо дубинки. Этот храп имел возможность в течение многих лет оттачивать в одинокой спальне такие замысловатые звуки, как «кнарк», «граах» и «гнок-гнок-гнок», не отвлекаясь на всякие щипки, тычки и периодически попытки человекоубийства, которые, как правило, отбивают желание храпеть.
Сейчас матушка лежала на соломе на дне повозки и с удовольствием храпела.
— Непонятно, и как только оси выдерживают, а? — заметила сидевшая на козлах нянюшка. — Как будто она пилит телегу пополам.
— Меня немного беспокоит господин Овес, — сказала Агнесса. — Он просто сидит и тупо улыбается.
— Головой он не ударялся? — осведомилась нянюшка.
— Кажется, нет.
— Тогда оставь его в покое. Не жжет никого — и то ладно. Ага, а вот и наш старый друг...
Сосредоточенно прикусив язык, Игорь наносил последние штрихи на новую табличку. «Пачему вам не пофещайт наш фювенирная лавка?» — было написано на ней. Заслышав звук приближающейся повозки, он выпрямился и кивнул.
— Пока фтарый мафтер лежайт мертвым, его голова приходийт много новых идей, — сообщил он, почувствовав, что требуется некоторое объяснение. — Фегодня я начинайт фтроить парк развлечения, хотя понятия не имейт, что это ефть такое.
— Ну, в основном люди там качаются, веселятся. Им это очень нравится, — объяснила нянюшка.
Игорь мгновенно повеселел.
— О, тогда найн проблема. Я имейт много веревка, а петля лучше меня никто не делайт!
— Нет, все не совсем так... — начала было Агнесса, но нянюшка мгновенно перебила ее.
— Полагаю, тут все зависит от того, кто в этом парке будет развлекаться, — сказала она. — Ладно, Игорь, еще увидимся. Поступай так, как поступала бы я. Хотя, честно говоря, от меня всякого можно ожидать...
— И навести за нас могилку Охвостка, — попросила Агнесса. — Мы будем по нему скучать. Но может, мы сумеем найти тебе нового щенка?..
— Большой данке, но найн. Охвофтка никто не заменяйт.
Он махал им рукой, пока они не скрылись за поворотом.
Подняв глаза, Агнесса вдруг увидела трех сорок, сидящих на ветке над дорогой.
— Три — кто-то умрет... — вспомнила она.
В воздухе просвистел камень. Раздался возмущенный сорочий треск, и на дорогу посыпались перья.
— Ну вот, теперь их две. Ух, повеселимся! — самодовольно изрекла нянюшка.
— Нянюшка, но это жульничество!
— А ведьмы всегда жульничают, — пожала плечами нянюшка Ягг и оглянулась на спящую фигуру. — Это известно всякому, кто хоть немного разбирается в ведьмах.
Они возвращались домой в Ланкр.

Снова капал дождь. Вода просочилась в шатер и даже проникла в фисгармонию, которая при нажатии на любую клавишу теперь издавала только похожие на жабью отрыжку звуки. От песенников почему-то откровенно воняло кошатиной.
Всемогучий Овес махнул на них рукой и занялся своей походной кроватью, в процессе сборки которой ободрал два пальца и прищемил еще один. Разложенная наконец койка выглядела так, словно была предназначена не для человека, а для какого-нибудь гигантского банана.
Овес понимал, что таким образом пытается отвлечься от мыслей. В целом он был даже доволен этим. Ему было приятно выполнять простую работу и слышать только собственное дыхание. А может, есть способ...
С улицы сквозь легкий шепот вечернего ветерка донесся какой-то стук. Били чем-то деревянным по чему-то пустому.
Он осторожно выглянул из шатра.
Люди, стараясь не шуметь, выходили на поле. В руках некоторых он увидел доски. Кое-кто катил бочки. Овес, открыв рот от изумления, смотрел, как быстренько сооружаются грубые скамейки и на них рассаживаются люди.
У некоторых из мужчин были забинтованы носы.
Потом раздался грохот колес, и Овес увидел, как из ворот замка выезжает королевская карета. Тут он очнулся, скрылся в шатре и отчаянно принялся рыться в мешке в поисках чистой рубахи. Шляпу он так и не нашел, балахон был заляпан грязью, кожа на башмаках потрескалась, пряжки потускнели от кислого воздуха болот, но чистая рубаха определенно...
Кто-то попытался постучать по влажному брезенту и, выждав буквально полсекунды, вошел в шатер.
— Ты тут одет? — спросила нянюшка Ягг, осматривая его с головы до ног. — Знаешь, мы ведь тебя ждем. Пора, так сказать, стричь заблудших овец, — добавила она тоном, который явственнно говорил о том, что лично она происходящее очень и очень не одобряет.
Овес повернулся к ней лицом.
— Госпожа Ягг, я знаю, я тебе не слишком нравлюсь...
— А с чего бы ты мне нравился? — перебила нянюшка. — Эсме тащила тебя на себе через все горы. Заботилась о тебе, ухаживала...
Решительный ответ уже готов был вырваться из горла, но тут Овес заметил понимающий нянюшкин взгляд и предпочел откашляться.
— Э... да, — кивнул он. — Да. Это была чудовищная глупость с моей стороны. Госпожа Ягг, а там много людей собралось?
— О, человек сто — сто пятьдесят.
«Это все она, — подумал Овес, вспомнив расставленные в доме нянюшки портреты. — Она способна влиять на огромное количество людей. Но, готов поспорить, кто-то сначала повлиял на нее».
— И что я, по их мнению, должен сделать?
— На твоем плакате написано «Вичерняя Песня», — напомнила нянюшка. — Хотя лично я бы предпочла, чтобы там было написано «Вечернее пиво».
Он вышел из шатра и увидел освещенные вечерним солнцем лица ланкрцев, почувствовал их взгляды. Тут собрался почти весь Ланкр. Король и королева сидели в первом ряду. Веренс царственно кивнул Овсу, подавая сигнал, что пора уже начинать. Что бы это ни было.
Нянюшка Ягг весьма недвусмысленно демонстрировала, что никаких специальных омнианских молитв она не потерпит, поэтому Овес выбрал общую молитву благодарения. Она адресовалась любому богу, который сейчас его слышит, а также всем тем богам, кто не слышит и не собирается этого делать.
Потом Овес вынес из шатра испорченную фисгармонию, попытался извлечь из нее пару аккордов, но нянюшка мгновенно оттеснила его в сторону, засучила рукава и принялась извлекать из влажных мехов ноты, о существовании которых Овес даже не подозревал.
Пение не было слишком воодушевленным, пока Овес не отшвырнул в сторону песенник и не научил собравшихся некоторым песенкам, которые пела ему бабушка. Они были полны огня и грома, смерти и справедливости, но мелодии были настолько простыми, что их легко можно было насвистывать, а названия говорили сами за себя: «Ом растопчет неверных», «Вознеси меня на небо» и «И зажги огонь добродетели». Песни были приняты благосклонно. Жители Ланкра не очень интересовались религией, зато теперь они знали, как она должна звучать.
Овес пел во все горло, тыкал длинной палочкой в написанные на брезенте слова и внимательно разглядывал лица своих... да, пусть будет так... своих первых в жизни прихожан. Тут было много женщин и тщательно отмытых мужчин, но одного лица все же не хватало. И его отсутствие доминировало над всем происходящим.
Однако на середине очередного куплета он вдруг бросил взгляд и увидел высоко в небе орла. Похожая на точку птица кружила в вышине и, быть может, охотилась на каких-нибудь заблудших овец.
А потом все кончилось, и люди тихо разошлись — с таким видом, словно выполнили некую работу, не слишком неприятную, но тем не менее работу, которую нужно было сделать. На блюде для пожертвований Овес обнаружил два пенса, несколько морковок, крупную луковицу, небольшую буханку хлеба, фунт баранины, кувшин с молоком и маринованную свиную рульку.
— У нас на самом деле не денежное хозяйство, — объяснил подошедший к нему король Веренс. Лоб его был забинтован.
— Все в порядке, ваше величество, у меня сегодня будет роскошный ужин, — откликнулся Овес безумно восторженным голосом, которым люди, как правило, разговаривают с монархами.
— Кстати, ты не откажешься отужинать с нами? — спросила Маграт.
— Я... э... намеревался отправиться в путь на рассвете, ваше величество. А вечером хотел собрать вещи и сжечь походную койку.
— В путь? Но я думал, ты останешься у нас. Я... даже провел опрос общественности, — признался король. — И ответственно заявляю: мнение общественности по данному вопросу целиком и полностью совпадает с моим.
Овес посмотрел на Маграт, выражение лица которой явно говорило о том, что матушка не возражает.
— Ваше величество, полагаю, я еще загляну в ваши места, — ответил он. — Но... честно говоря, я хотел отправиться в Убервальд.
— Дьявольское место, господин Овес.
— Я думал об этом весь день, ваше величество, и принял решение.
— О. — На лице Веренса мелькнуло смущение, но он быстро справился с собой — короли умеют брать себя в руки. — Что ж, думаю, ты лучше разбираешься в собственных мыслях. — Вдруг он слегка покачнулся — это Маграт пихнула его под ребра локотком. — Ах да... мы слышали, что ты потерял свой священный амулет, поэтому мы, то есть королева и госпожа Нитт, попросили Шона сделать на нашем монетном дворе вот это...
Овес развернул черный бархат и увидел золотую цепь, на которой висел маленький золотой топор с двумя лезвиями.
Он потрясенно уставился на подарок.
— У Шона неважно получаются черепахи, — пояснила Маграт, пытаясь заполнить паузу.
— Я буду хранить это как величайшее сокровище, — откликнулся наконец Овес.
— Конечно, мы понимаем, этот символ не такой уж священный... — развел руками король.
Овес покачал головой.
— Кто знает, ваше величество? Святость — там, где мы ее находим.
За спиной короля стояли по стойке смирно Джейсон и Даррен Ягги. У обоих носы были заклеены пластырем. Они торопливо отскочили в стороны, давая дорогу королю, который, казалось, даже не заметил их.

0

60

Нянюшка Ягг ударила по клавишам фисгармонии, символизируя отбытие королевской четы и ее свиты.
— Если на рассвете заглянешь в кузницу Джейсончика, он попробует подлатать эту твою фигтармонию, — пробормотала она.
В нянюшкином эквиваленте это значило, что всемогучий Овес только что удостоился трех дружных «ура» и признательности всего населения Ланкра. И священнослужитель это оценил.
— Удивительно, сколько людей сегодня здесь собралось, — сказал он. — Не сомневаюсь, все они пришли сюда спонтанно.
— Не испытывай судьбу, юноша, — буркнула, вставая из-за фисгармонии, нянюшка Ягг.
— Было очень приятно с тобой познакомиться, госпожа Ягг.
Нянюшка уже сделала несколько шагов, но Ягги всегда оставляют за собой последнее слово.
— Не могу сказать, что я отношусь к тебе хорошо, — слегка напряженно промолвила она. — Но если ты постучишь в дверь кого-нибудь из Яггов в этих краях... то всегда найдешь там горячую пищу. Кроме того, ты такой тощий. Даже на карандаше мясника и то больше мяса.
— Спасибо.
— Но на пудинг даже не рассчитывай.
— Не буду.
— Ну, тогда... — Нянюшка пожала плечами. — Удачи тебе в Убервальде.
— Уверен, Ом будет сопровождать меня, — сказал Овес.
Интересно, подумал он, насколько можно разозлить нянюшку, если разговаривать с ней абсолютно спокойно? И пользовалась ли этим когда-нибудь матушка Ветровоск?
— Надеюсь, — хмыкнула нянюшка. — Не хотелось бы, чтобы он остался ошиваться тут.
Когда нянюшка отбыла, Овес развел костер из кошмарной кровати и расставил вокруг него на просушку песенники и молитвенники.
— Привет...
В темноте ведьма выглядит весьма своеобразно. Ты видишь, как к тебе приближается висящее в воздухе лицо. Но потом контрастность несколько пришла в себя, часть темноты отделилась от целого и превратилась в Агнессу.
— О, добрый вечер, — кивнул Овес. — Спасибо, что заглянула. Никогда прежде мне не доводилось слышать, чтобы люди пели сами с собой хором.
Агнесса смущенно откашлялась.
— Ты действительно собираешься отправиться в Убервальд?
— Ну, у меня ведь нет причин больше здесь задерживаться.
Левая рука Агнессы несколько раз дернулась. Агнесса крепко обхватила ее правой рукой.
— Наверное... — едва слышно произнесла она. — Нет! Заткнись! Сейчас не  время!
— Прошу прощения?
— Это я себе, — с несчастным видом произнесла Агнесса. — Послушай, все знают,  что ты помог матушке. Просто делают вид, что не знают.
— Да, конечно.
— И тебе все равно?
Овес пожал плечами. Агнесса снова откашлялась.
— Я думала, ты еще останешься здесь на какое-то время.
— Но зачем? Я здесь никому не нужен.
— Вряд ли вампиры и все прочие обрадуются твоим гимнам и псалмам, — едва слышно произнесла Агнесса.
— Ну, может, я еще как-то пригожусь, — пожал плечами Овес. — Сориентируюсь на месте.
Несколько секунд Агнесса стояла в замешательстве.
— Я хочу подарить тебе вот это, — наконец сказала она и протянула ему небольшой мешочек.
Овес достал оттуда маленькую баночку. Внутри, заливая поле чистым холодным светом, горело перо феникса.
— Это от... — начала было Агнесса.
— Я знаю, от кого это, — перебил Овес. — От госпожи Ветровоск, верно? Я ее здесь не видел.
— Э... Она сегодня отдыхает.
— Поблагодари ее от моего имени, хорошо?
— Она просила передать, что ты можешь брать это во всякие темные места.
Овес рассмеялся.
— Э... да. Э... я могу прийти утром и проводить тебя... — неуверенно произнесла Агнесса.
— Будет очень мило с твоей стороны.
— Ну, тогда... до... ну, ты понимаешь...
— Да.
Агнесса, казалось, боролась с каким-то внутренним сопротивлением.
— А еще я принесла... хотела передать тебе... ну, может...
— Да?
Правая рука Агнессы быстро нырнула в карман и достала небольшой пакетик из промасленной бумаги.
— Это припарка, — выпалила она. — Очень хороший рецепт, в книге говорится, что она всегда помогает. Если ее нагреть и приложить к больному месту, с прыщами она творит просто чудеса.
Овес бережно взял в руки пакетик.
— Возможно, это самый приятный подарок в моей жизни, — сказал он.
— Э... я рада. Это... э... от нас обеих... До свидания.
И Агнесса удалилась в сумерки. Овес смотрел ей вслед, а потом что-то на небе привлекло его взгляд.
Парящий орел поднялся над тенью гор и вылетел в освещенную заходящим солнцем часть неба. А потом, сверкнув золотом, он снова скрылся в темноте.

С такой высоты орел мог видеть на много миль вокруг.
Над Убервальдом разразилась обещанная буря. Небо было испещрено росчерками молний.
Некоторые молнии били совсем рядом с самой высокой башней замка Тольконеприближайтеськнему. Игорь стоял на резиновом коврике и раздвигал телескопическую мачту с шариками, которые уже начали светиться. На голову Игорь надел резиновую шапочку, чтобы пластина случайно не заржавела.
Нижней частью гудевшая от напряжения мачта упиралась в какой-то завернутый в одеяло сверток.
Наконец мачта была установлена. Игорь вздохнул. Теперь оставалось только ждать.

— ЛЕЖАТЬ, МАЛЫШ! ПЕРЕСТАНЬ, Я СКАЗАЛ... ОТПУСТИ! ОТПУСТИ СИЮ МИНУТУ! ХОРОШО, СЛУШАЙ... ПРИНЕСИ? ПРИНЕСИ? ВОТ МОЛОДЕЦ...
Смерть проводил взглядом упрыгавшего прочь Охвостка.
Он несколько не привык к такому. Дело было даже не в том, что люди редко когда испытывают радость при виде него, хотя последние мгновения жизни частенько бывают сложными и весьма мучительными, поэтому многие с облегчением встречают невозмутимую фигуру в черном. Но с подобным энтузиазмом он ни разу не сталкивался — и с таким количеством разлетавшихся во все стороны слюней тоже. Это несколько смущало. Возникало ощущение, что он что-то делает не так.
— А НУ, ИДИ СЮДА, УДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНЫЙ  ПЕСИК. БРОСЬ... ПОЖАЛУЙСТА, ОТПУСТИ. ТЫ НЕ СЛЫШИШЬ, Я ВЕЛЕЛ ОТПУСТИТЬ? ОТПУСТИ СИЮ МИНУТУ!
Охвосток опять умчался. Ему было весело, и он не собирался заканчивать игру.
Из-под балахона донесся легкий звон. Смерть вытер руки о мягкую ткань, избавляясь от собачьих слюней, и достал из-под плаща жизнеизмеритель, в котором весь песок перетек в нижнюю колбу. Но само стекло было бесформенным, скрученным, покрытым рубцами, и прямо у Смерти на глазах оно вдруг начало наполняться синим светом.
Смерть щелкнул пальцами. Как правило, он никогда не шел на уступки, но похоже, сейчас это был единственный способ вернуть косу.

* * *

Молния ударила в мачту.
В воздухе завоняло паленой шерстью.
Игорь немного подождал, после чего обошел сверток, оставляя за собой след расплавленной резины. Опустившись на колени, он аккуратно развернул одеяло.
Охвосток зевнул. Огромный язык облизал руку Игоря.
Игорь облегченно улыбнулся, и тут же из недр замка донеслись звуки могучего органа, исполнявшего «Токкату Для Девушек В Ночных Рубашках, Подпоясанных Терниями».

Орел наконец опустился в горную чашу, в которой раскинулся Ланкр.
Косые лучи солнца освещали озеро и огромную треугольную волну, состоящую из треугольных волн поменьше и направляющуюся от берега к ничего не подозревающему островку.
По горам эхом разносились крики:
— Ну чо, выдракс!
— Тащи, тащи, тудым-сюдым!
— Воля-халява!
— Нак-мак-Фигли!
Орел пролетел над озером совсем низко, потом бесшумно взмыл над тенистыми лесами, обогнул деревья и вдруг сел на ветку дерева рядом со стоящим на поляне домиком.
Матушка Ветровоск проснулась.
Ее тело не шевелилась, но взгляд прыгал с одного предмета на другой, а нос в полумраке выглядел более крючковатым, чем был на самом деле. Потом матушка немного успокоилась, ее плечи расслабились, и она перестала напоминать нахохлившуюся на ветке птицу.
Прошло еще некоторое время, она встала, потянулась и подошла к двери.
Вроде бы ночи потеплели. Она чувствовала, как в земле начинает расправляться трава. Год миновал грань, начал свой путь от тьмы к свету... Конечно, тьма придет снова, но так устроен мир, так положено. Однако сейчас все только начиналось.
Закрыв наконец дверь, матушка развела огонь, достала коробку свечей из комода, зажгла все до единой и расставила в блюдцах по комнате.
На столе скопившаяся за два дня лужица вдруг покрылась рябью и как-то странно вздыбилась в центре. Оторвавшаяся от нее капля устремилась вверх и попала точно в мокрое пятно на потолке.
Матушка завела часы и качнула маятник. Выйдя из комнаты, она быстро вернулась с куском картонки и привязанной к нему потрепанной веревочкой. Устроившись в кресле-качалке, она достала из очага головешку.
Матушка выводила буквы, часы тикали. Еще одна капля, покинув стол, устремилась к потолку.
Потом матушка Ветровоск повесила картонку на грудь и с улыбкой откинулась на спинку кресла. Кресло еще некоторое время раскачивалось — совсем не в такт падавшим вверх со стола каплям и тиканью часов, — а потом остановилось.
На картонке было написано:

ВСЕ ИСЧО
?
Я НИ УМИРАЛА

Свет потускнел. Время «могу» закончилось, и наступило раннее «не могу».
Буквально через несколько минут на соседнем дереве проснулась сова. Взмахнув крыльями и сорвавшись с ветки, она полетела над лесом.
Конец

0


Вы здесь » Домашняя библиотека Скаляри » Терри Пратчетт » Терри Пратчетт Carpe Jugulum. Хватай за горло!


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно